– Вот скотина, – прошипел Пирс.

– Старый трюк, – заметил Шарп, нащупывая под шинелью рукоять сабли.

Ему не нравилось это оружие с изогнутым клинком, слишком легкое для доброй рубки, но носить другое офицерам-стрелкам не позволялось. Будь у него свобода выбора, он предпочел бы палаш с эфесом чашечкой, какими дрались шотландцы, но устав есть устав, и начальство настояло на том, чтобы он экипировался соответствующим образом. Палаш или сабля, говорили ему, – это всего лишь украшение, и офицер, вынужденный пользоваться в бою холодным оружием, уже доказал свою непригодность. Согласиться с такими доводами Шарп не мог – сам он не раз пускал в ход кавалерийскую саблю и никогда не считал ее чем-то второстепенным. В пролом с игрушкой не пойдешь, говорил он полковнику Бекуиту, там нужен настоящий секач, но полковник лишь качал головой. «Наше дело держаться в стороне и поражать противника издалека, не вступая в прямой контакт. Поэтому мы и вооружены винтовками, а не мушкетами».

Впрочем, теперь это все уже не имело для Шарпа никакого значения. Взять деньги, уйти в отставку, продать саблю и позабыть об армии – такие у него были планы.

Представление закончилось, и Лампи объявил, что в следующий раз зрителей ждет смешанная схватка – петушиный бой и травля барсука. Барсуки, похвастал он, будут из самого Эссекса, где специально разводят бойцовую породу. Никакой бойцовой породы, разумеется, не существовало, а Эссекс просто был ближайшим к Уоппингу местом, где они водились. Толпа устремилась к выходу, и Шарп вернулся к кладовой в сопровождении Дэна Пирса.

– Я бы на твоем месте пошел домой, – посоветовал лейтенант. – Тебе ведь неприятности ни к чему.

– Неприятности будут у тебя, Дик, – предупредил старого друга Пирс. – Этот гад один никогда не остается.

– Как-нибудь управлюсь. Угостишь меня потом пивом.

Пирс ушел, а Шарп заглянул в кладовую. У одной стены стояли плетеные клетки с барсуками, остальное пространство занимали стол с тускло коптящей масляной лампой и кровать со скомканными подушками, простынями и одеялами. Работавшие у Лампи подавальщицы пользовались комнатушкой в собственных целях, но Шарпа увиденное вполне устроило. Он положил на стол шинель и ранец и вытащил из ножен саблю, укрыв ее от глаз на клетках с барсуками. Звери, распространявшие жуткую вонь, беспокойно зашевелились.

Оставалось только ждать, и Шарп ждал, прислушиваясь к доносящимся с арены затихающим звукам. Всего лишь год назад он жил в доме с восемью комнатами, который они с Грейс снимали поблизости от Шорнклиффа. Дела в батальоне шли тогда неплохо, потому что Грейс очаровала батальонных офицеров, но почему он решил, что так будет продолжаться долго? То был сон. Мечта. Вот только братья Грейс и их адвокаты не давали ей покоя, требуя, чтобы она оставила Шарпа, и даже предлагая деньги. Они наседали на Грейс, тогда как другие законники крутили с завещанием ее мужа, выдумывая причины для отсрочки, темня и запутывая. Выбрось ее из головы, сказал себе Шарп, но Грейс не выходила из головы, и, когда за дверью послышались наконец шаги, глаза уже першило от слез.