– Очень.
Банг, очевидно, заметил, какими взглядами обменялись эти двое, потому что побледнел и напрягся.
– Вам нельзя выходить во двор, – сказал он Астрид.
– Почему?
– Когда я вернулся, люди собирали на улице неразорвавшиеся снаряды. Английские снаряды. – Последние два слова, произнесенные исполненным презрения тоном, были обращены к Шарпу. – Их нужно где-то хранить, вот я и предложил сложить во дворе. Утром мы вытащим запалы и перевезем все в безопасное место.
– А зачем мне выходить во двор? – спросила Астрид, обходя Банга, который все еще бросал неприязненные взгляды на англичанина.
Шарп последовал за ней и, протискиваясь мимо вросшего в пол, как скала, датчанина, почувствовал запах джина. Аксель выпил? Поверить в это было так же трудно, как и в бомбардировку Копенгагена британским флотом.
В гостиной Астрид позвонила в колокольчик, вызывая служанку, а Шарп, подойдя к окну, раздвинул шторы. Город горел. Взметавшееся над черными стенами разрушенных домов пламя отражалось в куполе собора. Небо, прочерченное красными нитями падающих запалов и мечущихся ракет, пульсировало вспышками орудийных выстрелов. Церковный колокол, словно не обращая внимания на всю эту сумятицу, пробил полчаса. И в этот же миг Шарп услышал, как щелкнул замок мушкета.
Он повернулся. Аксель Банг, бледный, с выпученными глазами, целился ему в грудь. Старый гладкоствольный мушкет вряд ли отличался точностью боя, но с трех шагов промахнуться не смог бы даже приказчик.
– Аксель! – воскликнула Астрид.
– Он англичанин, и ему нечего здесь делать, – заявил Банг. – Власти должны арестовать его.
– Это ты власти, да? – спросил Шарп.
– Да. Я ополченец. Я лейтенант. – Видя, что Шарп держится спокойно, Аксель проникся уверенностью в собственных силах. – А теперь, мистер Шарп, снимите оружие с плеча и передайте его мне.
– Ты выпил, да?
– Нет! Я не употребляю крепкие напитки! Мисс Астрид, он лжет! Ему нельзя верить!
– От тебя несет джином.
– Не слушайте его, мисс Астрид. – Банг сделал еще один шаг навстречу Шарпу. – Отдайте мне оружие, лейтенант. Сначала то, что висит на плече. Потом саблю.
Шарп усмехнулся:
– Похоже, ничего другого мне и не остается, а?
Он медленно снял с плеча семиствольное ружье. От разрывов снарядов дрожали стекла в окнах, и стрелок даже чувствовал запах пороха, так похожий на запах протухших яиц.