Когда мы с Полуяновым подъехали к кафе, майор и его дядя уже сидели за столом. Я сразу заметил их среди немногочисленной публики заведения. Расположившись поближе к выходу, они пили зелёный чай. Зайдя под навес просторного кафе, в дальнем углу я увидел и Бурята, примостившегося на пластиковом стуле около раскидистого тополя и внимательно наблюдавшего за входом. Подойдя к столу, мы с Полуяновым молча сели на свободные места. Рыбаков был в своей непременной белой кепке и опять с зонтиком, который он использовал в качестве трости.

Я видел, как он, сжав зубы, прилип своим испытующим взглядом к лицу Полуянова. Полковник сосредоточенно изучал появившегося в настоящем беглеца из прошлого. И это было больше, чем интерес, удивление или досада. Кроме всего этого, я видел, или мне только показалось, что я видел… страх в округлившихся глазах старого кагэбэшника. Полуянов делал вид, что не замечает повисшего в воздухе молчаливого напряжения. Он, поддерживая паузу и точно желая, чтобы старый полковник насладился его видом сполна, не спеша и деловито достал сигарету, закурил, огляделся вокруг и, только небрежно сбросив первый пепел мимо стола на деревянный настил пола, спросил, обращаясь к Сарычеву:

– Всё тихо и удачно, без неожиданностей?

– Как я и обещал, ― сухо ответил майор.

– А его мобильный?

– Оставили дома… Они вообще не подозревают, что его там нет.

После этого пришло время для приветствий.

– Рад вас видеть живым и здоровым, Дмитрий Иванович, ― скривив губы в фальшивой улыбке, сказал Полуянов.

– Извини, Слава, не могу ответить тебе такой же любезностью, ― сердито буркнул Рыбаков.

Их взгляды скрестились, словно шпаги.

– Двадцать лет прошло, пора бы и забыть обиды, ― сказал в ответ Полуянов.

Рыбаков громко хмыкнул и тряхнул головой:

– Да обид нет. Есть требование справедливости. Моя воля – ты бы уже давно осваивал комнатку в Лефортово. Был бы даже суд, и было бы наказание.

– Суровы вы, Дмитрий Иванович, суровы.

– А ты вспомни Лёшу Иванова, который с тобой в Тулузу поехал… У него осталась семья, двое детей. Младший вообще отца не видел, жена у него с пузом тогда ходила, когда он с тобой эти церквушки… ― Рыбаков не договорил, чертыхнулся и с досадой махнул рукой.

– Холодная война – тоже война. И на ней были погибшие.

– Это ты верно сказал. ― Полковник явно недружелюбно посмотрел на Полуянова. ― Были также на ней герои, были и предатели…

Полуянов отвёл глаза в сторону и стал нервно передвигать позолоченную зажигалку по столу, Рыбаков опёрся на ручку зонтика и уставился в пол. Они помолчали.