Светлый фон

Волнуясь за судьбу пленников, Розбуа осматривал лагерь, но не видел ни Фабиана, ни Розариты. Не заметил он также Черной Птицы или кого-то из двух пиратов. Отсюда он заключил, что они все находились где-то между прудом и жилищами бобров, обращенными отверстиями к пруду. Хосе, со своей стороны, видел не больше своего друга. Оба охотника оставались на месте, едва сдерживая опрометчивое желание открыть огонь по ненавистному врагу.

С беспокойством прислушивался канадец к шуму, доносившемуся из неприятельского лагеря. Он надеялся услышать голос Фабиана или Розариты и с нетерпением ожидал возвращения Энсинаса с подкреплением. Тяжелые минуты проводил он в ожидании предстоящей жестокой схватки, в которой кровь должна была пролиться рекою, а мстительность дикарей могла обернуться против беззащитных пленников.

Вдруг со стороны бобровой плотины, занятой вождем команчей, грянул выстрел, сопровождаемый воинственным кличем, потом грянули еще с полдюжины выстрелов, и перед глазами канадца открылось зрелище, при виде которого кровь застыла у него в жилах.

Глава XVII. Последняя схватка

Глава XVII. Последняя схватка

Чтобы объяснить разыгравшуюся сцену, часть которой видел канадец, нам следует перенестись в укрепление индейцев.

В порыве лютой ненависти к вождю команчей Черная Птица пренебрег не только своей раной, но и трудностями трехдневного пути до Развилки Красной реки. Хотя вождь апачей мало доверял словам Эль-Метисо, но, увлеченный жаждой мести и любовью к грабежам, а также поддавшись влиянию, которым метис пользовался среди индейцев, он в конце концов уступил его советам. Стремительная атака, заставшая апачей врасплох в ту минуту, как они думали, что стоит протянуть руки – и к ним попадет богатая добыча; поспешное бегство его воинов в то время, как он, уверенный в победе, надеялся с легкостью захватить своего соперника в любви, – все это стечение совершенно непредвиденных и гибельных обстоятельств превратило почти слепую уверенность в панический ужас. И вождь, страдавший от раны и утомления, и его воины, деморализованные рядом неудач, предполагали, что имеют дело с неприятелем, значительно превосходящим их по численности.

Перечислив им довольно точно силы белых, Эль-Метисо вновь вдохнул в них поколебленное было доверие к нему. Тем не менее глухой гнев гнездился в сердце Черной Птицы, испытавшего полнейшее разочарование. Метис был слишком хитер и проницателен, чтобы не догадаться об этом, и, с целью поднять свой престиж в глазах апачей, придумал план, в осуществлении которого вероломство и мужество оспаривали друг у друга пальму первенства.