Минуты через две у меня стало не так сильно шуметь в ушах. Дэльмгой наклонился над воздухоплавателем, из носа которого шла кровь. Байфильд стал дышать сильнее. Шипшэнкс спокойно задремал. Я не закрывал клапана, пока мы не погрузились в полосу тумана; без сомнения, «Лунарди» вышел из нее очень недавно; на это указывала изморозь, которая превратилась в сырость, осевшая на шар и его снасти. Наконец, мы, не поднимаясь выше, очутились в чистой, прозрачной атмосфере. Луна освещала бездну под нами, кое-где блеснула вода, потом эта картина снова исчезла. Теперь перед нами то вспыхивали, то потухали огоньки, я все чаще и чаще видел дым над фабричными трубами. Посмотрев на компас, я понял, что мы идем к югу, но над каким местом были мы? Я спросил мнение Дэльмгоя, он сказал, что шар над Глазго. Байфильд продолжал храпеть.
Я вынул часы, которые забыл завести; они остановились, показывая двадцать минут пятого, следовательно, утро приближалось. С минуты поднятия шара прошло восемнадцать часов, а Байфильд одно время полагал, что мы делали по тридцать миль в час! Пятьсот миль с лишком… Впереди блеснула серебристая черта; во мраке вырисовывалась светлая лента с резко очерченными краями. Море! Минуты через две я услышал прибрежный рокот… Пятьсот миль… Я стал снова рассчитывать, и мою душу наполнило восхитительное чувство успокоения. «Лунарди» высоко плыл над тенистыми гребнями прибрежных волн. Я поднял Дэльмгоя, сказав ему:
– Море!
– Да, похоже. Но какое?
– Английский Канал.
– Да? Вы думаете?
– Что? – крикнул проснувшийся Байфильд и поднялся с изумлением.
– Английский Канал![23]
– Дудки! – сказал он также поспешно. – Который час?
Я ответил ему, что мои часы остановились. С его хронометром случилось то же самое. Дэльмгой часов не носил, мы обыскали все еще бессильно лежавшего Шипшэнкса. Стрелки его часов показывали без десяти минут четыре. Байфильд взглянул на циферблат и щелчком выразил свое отвращение.
– Прекрасно! – произнес он. – Однако я обязан поблагодарить вас, Дьюси, мы могли совсем погибнуть… Голова у меня трещит.
– Подумайте! – сказал Дэльмгой. – Франция! Это уже не шутки.
– Итак, вы теперь убеждены в том, что пора перестать шутить?
Байфильд стоял, держась за веревку, и всматривался в темноту. Я был подле него, и мое убеждение все крепло. Мне казалось, что проходят целые часы, между тем заря все еще не загоралась. Наконец Байфильд повернулся ко мне.
– На юге от нас я вижу береговую линию. Это Бристольский канал, а шар опускается; нужно выбросить часть балласта, если только эти дураки не выкинули весь песок.