— А воевода как?

— Уже поправляется понемногу. Вчера впервые сам по хате прошел.

Они медленно ехали вдоль хутора: впереди Звенигора со Златкой и Стешей, державшейся за стремя, а позади, немного отстав, запорожцы.

У самого двора Стеша дернула брата за рукав. Арсен повернулся к ней. В глазах девушки невысказанный вопрос.

— Что тебе, сестренка?

Стеша вспыхнула.

— Арсен, а что я хочу тебя спросить… — начала нерешительно.

— Говори.

— А где один твой товарищ?

— Какой?

— Ну, такой белокурый… Романом звать…

Арсен внимательно посмотрел на Стешу. Теперь от его взгляда не скрылось замешательство, овладевшее девушкой, и краска, еще гуще покрывшая щеки. А-а, так вот оно что! Какого-нибудь часа оказалось достаточно, чтобы она заприметила и роскошный пшеничный чуб Романа, и его стройную фигуру, и всю его спокойную голубоглазую красу.

При упоминании о донском казаке лицо Арсена помрачнело. Стеша заметила это.

— Погиб? Ранен? — тревожно вскрикнула.

— Ну с чего ты взяла? — медлил с ответом Арсен. — Живой он. В Чигирине остался…

— Не захотел сюда ехать с тобой? — В ее голосе зазвучало чувство оскорбленной гордости.

— Да нет! Его там… важные дела задержали… А тебе зачем? Ты, случаем, не того…

Стеша вдруг отпустила стремя и, не отвечая, побежала открывать ворота. Арсен, глядя на ее стройные ноги, сверкавшие из-под плахты[116], на чудесную русую косу, грустно улыбнулся. Разговор напомнил ему об опасности, в которой оказался его товарищ, о том, что задерживаться в Дубовой Балке он не имеет права.

Запорожцы въехали во двор. На крик Стеши первым из хаты выскочил Яцько. За ним выбежала мать. Наконец, поддерживаемый под руки Якубом и дедом Оноприем, вышел на крыльцо воевода Младен.

Арсен переходил из объятий в объятия. Спыхальский тоже, на правах старого знакомого, здороваясь, целовался со всеми, наполняя двор своим могучим голосом. Метелица, Секач и Товкач степенно отвешивали традиционные запорожские поклоны.