Но Шевчик обиделся и подпрыгнул, как облезлый петух.

— Это кто трясти будет? Я?.. Да ты знаешь, кто я такой? — Он сделал паузу, напрягся, вытянул сухую сморщенную шею, чтоб казаться повыше, а потом сам ответил на свой вопрос: — Я Шевчик! Чтобы ты знал, Гуню и Острянина помню! С батькой Хмелем за одним столом Шевчик сидел и чарку осушал… Про Серко и говорить не стану… И всюду я первый!

— От заду, — вставил, посмеиваясь над расхваставшимся дедком, Метелица.

— Ты что плетёшь?.. — Шевчик не на шутку рассердился и выхватил саблю. — Ах ты лежебока! Жирный хвост собачий… Подь сюда, вот как ткну в твоё брюхо своей железякой, тогда узнаешь, кто я такой!

И он всерьёз сделал выпад, целясь саблей в живот Метелице, — тот едва успел увернуться.

— Да ты что, старое помело, часом, не сдурел? — Улыбка разом испарилась с изборождённого шрамами и морщинами лица Метелицы. — Уймись, не то, разрази меня гром, как схвачу за ноги, так сразу очутишься на свалке за крепостной стеной!..

Они встали друг против друга и, подпрыгивая от злости, начали вовсю ругаться.

Казаки гоготали. Палий тоже смеялся от души.

— Ну ладно, пускай едет старик! В дороге пригодится — кулеш варить или на часах ночью стоять… Все одно ему не спится…

Шевчик обрадовался:

— Неужто возьмёшь, сынок? Правда?

— В таких делах не шучу, — серьёзно сказал Палий.

— Вот молодец! Вот спасибо! Насчёт кулеша не сумлевайся! Я мастак на это дело. Такой сварю, что держись!

— За живот! — не устоял, чтоб опять не поддеть друга, Метелица и, заливаясь от хохота, хлопнул огромной ладонью щупленького вояку по сухим, хилым плечам; тот так и присел. — Горюшко ты моё!

Шевчик расплылся в доброй улыбке и склонил голову на широкую грудь побратима.

3

3

Стоял жаркий южный май. Это было то время, когда степная растительность — ковыль, донник, чертополох, ромашки и все разнотравье — достигла своего расцвета. Она ещё не начала высыхать под жгучими лучами солнца, буйно, как море, волновалась на безбрежных просторах. И кони плыли в этом пёстром море, скрытые по самое брюхо.