А за обедом, час спустя, Сережа сидел, как всегда, спокойный и уравновешенный. Я подумал было, что кто-то из ребят обидел его, хотя, зная его характер, сомневался в этом. Под вечер я пригласил Сережу на прогулку и привел к тому месту, где он плакал. Мы сели на бережок, закурили, помолчали, а потом, глядя ему в глаза, я сказал:

— Я видел тебя здесь перед обедом. Что с тобой случилось?

Он нахмурился, покраснел и, пересилив себя, ответил дрогнувшим голосом:

— Семен!. — и, тяжело вздохнув, добавил: — Я не могу представить его мертвым… Только вы не говорите ребятам…

Я обнял его за плечи, молча прижал к себе и сказал:

— Будь солдатом, Сережа! Война… А за Семена мы отомстим так, что ворон костей вражеских не найдет…

И вот Сергей привел Таню.

— Вы меня звали? — тихо, даже робко спросила она.

— Да. Садись… — бодро ответил я. — Ну, Серега, допрашивай!

Таня вопросительно посмотрела на меня, затем перевела взгляд на Сережу.

— Да я вот говорил о поляне, — произнес он.

— О какой поляне?

— А помнишь, та, на которой ты сидела весь день и ждала меня?

— Помню.

— Велика она? — спросил я.

— Ну, как сказать… — Таня немного задумалась. — По-моему, очень большая… Да, большая.

— Больше той, на которой я должен был приземлиться?

Таня махнула рукой:

— Что вы! Конечно больше! На ней десять таких поместится.

— Вот это номер! — поразился я. — А на карте такой поляны нет!