На улицах царила глубокая тишина.

Пьяные солдаты спали вповалку на Главной площади.

В некоторых домах робко приоткрылись двери, и сначала показалось несколько растерянных лиц. Потом наиболее смелые решились переступить порог своих домов; другие последовали за ними; даже самые нерешительные и те осмелели. И через четверть часа не только все мужское население деревни, но и большинство женщин (в решающие моменты женщины часто оказываются смелее мужчин) с детьми на руках направились к открытой настежь церкви.

В несколько минут церковь была заполнена. Пономарь уже собирался закрыть двери за последней группой, как вдруг среди вошедших появился падре Линарес. Пономарь еле удержался от выражения удивления, но тут же смиренно приветствовал священника.

— Почему, несмотря на мое запрещение, вы звонили к вечерне? — раздраженно спросил священник.

— Как, отец мой, «несмотря на ваше запрещение»? — притворяясь удивленным, сказал пономарь. — Наоборот, я именно исполнил ваше приказание.

— Вы смеетесь надо мной, Пичо, или хотите меня обмануть?

— Как вы можете это думать, отец мой!

— Я же вам ясно сказал, что запрещаю открывать церковь!

— Да, отец мой.

— Так почему же, в таком случае, вы не только открыли церковь, но еще осмелились звонить к вечерне?

— Час назад мне передали ваше приказание — звонить в колокол, как обычно.

— Мое приказание?

— Конечно, отец мой.

— Кто же передал вам это?

— Сеньор алькальд.

— Дон Рамон Очоа?

— Да, отец мой. Он явился в церковь, подошел ко мне и сказал, что послан вами. Как же я мог не исполнить вашего приказания?

Падре Линарес, поняв, что больше ничего он от пономаря не узнает, стал раздумывать: что делать? Пономарь явно в заговоре с доном Рамоном, но какой же замысел у того? Какую цель преследует он?..

— Так… — тихо пробормотал священник. — Будем настороже. — Потом, обратившись к пономарю, смиренно склонившемуся перед ним, сказал: — Ну что же, раз верующие собрались, они должны услышать божественное слово, особенно в такой скорбный момент. Я буду служить как всегда. Закройте двери.