— Пожалуйста, сеньор! — ответил тот с изысканной вежливостью. — Я — дон Горацио Нуньес де Бальбоа, к вашим услугам, капитан на службе его величества короля Испании и Индии. А могу ли я, кабальеро, в свою очередь, спросить, кого имею честь принимать в качестве гостя?

Слушая имена и титулы, перечисленные капитаном, француз вздрогнул: предположения дона Кристобаля оказались верными. Но его волнение промелькнуло, как молния, и прошло незамеченным для собеседника.

— Я — иностранец, кабальеро, — сказал дон Луис, — недавно прибыл в Америку. Мое имя вам ничего не скажет… Но если…

— О, это все равно, сеньор! — прервал его дон Горацио. — Мы находимся в стране, где каждый свободен поступать по своему желанию и сохранять, если ему нравится, самое строгое инкогнито. Такая сдержанность здесь никого не удивляет. Я спрашиваю ваше имя только для того, чтобы знать, как обратиться к вам, когда представится случай.

— Меня зовут дон Луис, сеньор, к вашим услугам.

— Вполне достаточно! — живо сказал капитан. — Теперь, сеньор дон Луис, поскольку мы уже немного знакомы с вами, я буду иметь честь проводить вас в мое бедное жилище. Прошу вас с этого момента смотреть на него, как на свое.

— Тысяча благодарностей, сеньор! — кланяясь, ответил француз.

И оба всадника галопом помчались к Большому Дому Монтесумы.

Как и предвидел дон Кристобаль, таинственные обитатели руин оказались гамбусинос, занимавшимися разработкой золотых россыпей. Но что это за россыпи, которые роют по приказанию дона Горацио де Бальбоа, — вот что дон Луис очень хотел бы знать.

Среди хакаль[122], покрытых листвой, копошилась куча оборванцев, худых, болезненных, с мрачными, свирепыми лицами, с отталкивающей и грубой внешностью.

Это была шайка разбойников, отбросы цивилизации, люди, проклятые обществом, оттолкнувшим их навек. Этот сброд, одержимый, без сомнения, ужасной болезнью, которую американцы метко назвали золотой лихорадкой, собрался здесь, в неведомом для него пристанище, чтобы вновь неизбежно потерпеть крушение.

Все люди, мимо которых проезжали дон Горацио и дон Луис, бросали на них, шепчась между собой, подозрительные, подчас угрожающие взгляды. Однако все они, или почти все, приветствовали дона Горацио с особой почтительностью.

Тут и там перед наскоро сколоченными пулькериа[123] дрались пьяницы и текла кровь.

Толпа, жадная до крови и зрелищ, образовывала круг, но не для того, чтобы помешать или остановить драку, а для того, чтобы обсуждать удары, заключать пари и приветствовать победителя.

Повсюду были видны следы громадных и очень глубоких ям. Следы эти перекрещивались и перепутывались между собой во всех направлениях. Но дон Луис заметил, что нет даже признаков золота.