– А потом, Сергей Юльевич, следуют четырехмесячные курсы и выпускные экзамены – сначала устный, а потом письменный. Многие из офицеров разных полков, поступавших со мной, отсеялись еще до письменного испытания. На устных собеседованиях, к примеру, спрашивают не только о последних реформах и общественных организациях, не только о государственном устройстве империи. Вот вы, Сергей Юльевич, иногда курите, как я заметил?
– Да, а что?
– А сколько, позвольте вас спросить, спичек обычно в коробке бывает?
Витте прищурился, припоминая:
– Н-не помню… Штук сорок?
– Пятьдесят, – вздохнул Новицкий. – А сколько окон было в нашем вагоне? Только быстро отвечайте!
– Шесть купе, да проводники – семь, стало быть.
– Про туалетные отсеки не подумали, Сергей Юльевич: девять! А у меня еще на экзамене спросили: в карты, мол, играете? А что нарисовано на тузе треф? Вот на таких вопросах едва не полкурса засыпалось: обвинили в невнимательности и отправили без жалости обратно по своим полкам.
– Стало быть, я бы экзамены на жандарма не выдержал! – искренне расхохотался Витте. – Какая потеря для Корпуса… А вы, Андрэ, наблюдательны?
– Экзамен с первого раза выдержал-с. И сейчас стараюсь, навык не теряю…
– А вот я сейчас проверю. Только смотрите мне в глаза, Андрэ, – Витте повернулся к Новицкому лицом и для верности приподнял его подбородок. – Сколько пуговиц на моем сюртуке?
– Восемь, считая пуговицы на обшлагах.
– А на туфлях?
– По четыре на каждой.
– Верно, – слегка разочарованно произнес Сергей Юльевич. И, не утерпев, добавил: – С вами даже неинтересно, Андрэ. Вы как машина…
Взявшись было снова за текст интервью, Витте через несколько минут раздраженно отодвинул листы бумаги:
– Надоело! Пожалуй, хватит на сегодня. Давайте поговорим о чем-нибудь, Андрей Павлович!
– С удовольствием. О чем же?
На несколько минут в каюте повисло молчание: собеседники судорожно перебирали в умах возможные темы светской беседы.
– Вам в Америке, наверное, трудно придется, Сергей Юльевич? – заговорил Новицкий. – Что ни говори, а войну с японцами мы профукали…