– Ты хочешь сказать, что… Что не все еще потеряно? В смысле главной мишени?

– Выходит, что не всё! – самодовольно улыбнулся Герасимов.

⁂

На огромном пассажирском пароходе «Кайзер Вильгельм Великий» исполнять обязанности телохранителя Новицкому стало неизмеримо легче. Во-первых, Сергей Юльевич Витте сам предложил подпоручику поселиться в его трехкомнатой каюте первого класса, расположенной по левому борту лайнера-гиганта. Во-вторых, выяснилось, что его высокопревосходительство плохо переносит море – стало быть, отпадала необходимость повсюду следовать тенью за своим шефом: практически все время тот проводил в своей каюте над бумагами. И наконец, формальные обязанности секретаря главноуправляющего будущих переговоров позволяли допускать к Витте весьма узкий круг лиц, ограниченный членами русской делегации и несколькими русскими и иностранными корреспондентами европейских газет и телеграфных агентств.

Отечественная пресса была представлена корреспондентом газеты «Русь» Бренчаниновым – бойким молодым человеком, направо и налево рассказывающим о том, что женат на дочери светлейшего князя Горчакова[228], ныне покойного. Родство с Министром иностранных дел давало господину Бренчанинову основания свободно, но при этом бестолково и нелепо, высказываться по различным аспектам внешней политики России и Европы. Человеком он был, как говорится, «с идеями». Смысл своей поездки в Америку он видел в неустанном напоминании председателю Комитета министров о том, что мир необходимо подписать любой ценой. При этом он опять-таки, к месту и без оного, ссылался на примеры из жизни и деятельности своего покойного тестя.

Только в первый день плавания он заходил к терпеливому Витте восемь раз – всякий раз крайне озабоченный, с нахмуренными бровями и словами: «В прошлый раз я забыл обратить внимание вашего высокопревосходительства на…» И далее следовала очередная банальность либо поучение – какую линию держать на переговорах… Кончилось дело тем, что Сергей Юльевич, весьма лояльный к газетной братии, настоятельно попросил Новицкого пускать корреспондента «Руси» только при наличии у того конкретных вопросов в письменной форме.

Второго русского репортера, Суворина, исчерпывающе характеризовало определение «милый юноша, и только». Он не лез к Витте и прочим членам делегации с набившими оскомину вопросами, не выдавал глубокомысленных сентенций и вообще старался держаться за спинами матерых коллег.

Весьма понравился Новицкому профессор сравнительного языкознания из Харьковского университета мистер Диллон, публицист и литератор, ныне работающий на агентство Ассошиэйтед Пресс. Английскую «Таймс» представлял мистер Макензи Уоллес, которого коллеги сразу окрестили репортером короля Эдуарда и который с начала поездки и буквально до подписания мирного договора в Портсмуте мрачно предрекал его провал. От французской Matin выехал журналист Гедеман – весьма благожелательно настроенный к России человек. Остальные пять-шесть человек газетчиков быстро признали своими вожаками Гедемана и Диллона и беспокойства у Новицкого не вызывали.