Имам Йахйа, делится своими впечатлениями Г. Астахов, одетый в халат, с саблей на поясе и с четками в руках, напоминал собой «персонаж из библейских времен». Слегка тучный, с окладистой бородой, он был «активен, внимателен и восприимчив в разговоре». Глаза его, то и дело, «перебегали с одного собеседника на другого». В качестве толмача выступал Рагиб-бей. То, что говорил имам, он переводил на французский язык, а то, что мы, – на арабский.

Имам был человеком, «ни разу в жизни своей не побывавшим за границей», но, вместе с тем, «прекрасно ориентировавшимся в проблемах мировой политики» и досконально знавшим обо всем, что происходило в его королевстве. Вполне обоснованно, замечает Г. Астахов, имам Йахйа мог сказать о себе, что государство – это он. «В руках его находились армия и государственный аппарат, казна и неисчислимое личное богатство в виде запасов золота и сокровищ, унаследованных от предков». Ему принадлежали «лучшие земли в стране, лучшие дома и сады в столице и близ нее». В его «закрома стекалась лучшая часть ежегодного кофейного урожая». К нему перешло «все изъятое у турок имущество». Он владел и «зачатками индустрии» в столице: «электростанцией, типографией, купленным у итальянцев оружейным заводиком, хлопкоочистительной машиной и мельницей». Смело можно утверждать, резюмирует Г. Астахов, что имам Йахйа не только величаво царствовал в своем королевстве, но и умно управлял им.

Согласно завету предков, отмечает Г. Астахов, имам зейдитов (наиболее умеренная ветвь шиитов) «должен выделяться доблестью, мужеством и благочестием». И все это имаму Йахйе было присуще сполна. В подчинении у него находилось в то время не менее двух тысяч шейхов.

Поделился Г. Астахов и собранными им сведениями о принцах Мухаммаде и Ахмаде, сыновьях имама. О первом из них, Мухаммаде, йеменские сановники отзывались как о философе и поэте. Жил он скромно, не в пример йеменской знати, владевшей богатыми дворцами и большими гаремами. Писал стихи. «Внимательно знакомился» с поступавшей в Йемен египетской прессой. Водил автомобиль. Отличался мягкостью характера и доверчивостью.

Полной противоположностью ему был его брат Ахмад – «могучий, свирепый вояка», вызывавший трепет и страх у подчиненных. Имел привычку «постоянно держать возле себя змею и леопарда, и тем вгонять в холодный пот являвшихся к нему сановников».

Кроме этих двоих, сообщает Г. Астахов, имелось у имама «еще 7–8 сыновей детского и отроческого возраста».

Среди чиновников имама, с которыми ему довелось поообщаться, помимо Рагиб-бея, «ведавшего сектором внешней политики и прессой», высокое мнение у Г. Астахова сложилось о кади ‘Абдалле, занимавшегося «почти всеми военными делами, а также вопросами промышленности и финансов». Человека этого, «с окладистой бородой, умными, выразительными глазами», считали премьером кабинета министров. Кади ‘Абдалла, по словам Г. Астахова, отличался «незаурядным политическим чутьем, знанием и пониманием основных задач йеменской государственности». Он являлся «частью почвенной племенной верхушки, йеменцем до мозга костей», «горячим поборником идеи индустриализации страны». Мечтал о «создании текстильной промышленности на базе прекрасного йеменского хлопка и о разработках запасов угля».