В каждом из этих трех произведений, взятых отдельно, обращает на себя внимание статичность персонажей. Но если рассматривать роман, пьесу и рассказ как единое целое, то обнаруживается постепенное внутреннее движение образов, так сказать, по нисходящей. И это исторически верно. Лишь в этом заданном им направлении и могли двигаться люди, слепо послушные пролондонским политиканам. Герои романа мирятся с предательством командира по отношению к их же товарищу, в пьесе — опускаются до братоубийства, в рассказе — порывают с родиной.

Попутно хочется отметить небанальный, психологический что ли, историзм Красинского. Писатель не принадлежит к дотошным летописцам, стремящимся к всеобъемлющему охвату событий, избегает авторских комментариев историко-аналитического плана. Он, скорее, историк душевных состояний. В их чутком зеркале прежде всего и отражается временной пласт, лишь изредка уточняемый конкретными приметами. И мы можем, например, безошибочно определить, что время действия романа «Дань повседневности» относится к концу 1941 года, периоду стремительного роста и сплочения прогрессивных организаций в единый лагерь, ставший вскоре серьезным соперником на политической арене для представителей лондонского правительства, что и заставило их ради поддержания престижа своих «вооруженных сил» разрешить АК провести ряд частных боевых акций, а пьесы «Биваки» — к лету 1944-го, ознаменовавшегося провалом плана «Буря», который предусматривал захват власти пролондонской кликой в момент отхода гитлеровских войск.

Еще совсем недавно Колумб являлся весьма распространенным персонажем польской художественной и документально-мемуарной литературы. У него было множество горячих апологетов, были и оппоненты, считавшие, что литературная мода на молодых аковцев неправомерно оттесняет в тень конспираторов других возрастных категорий, не говоря уже о бойцах АЛ. Пожалуй, никто из значительных писателей не обошел его своим вниманием. Отсюда обилие серьезных, бесспорных, а также в той или иной мере дискуссионных трактовок популярного образа. Знакомясь с этой обширной галереей, мы, безусловно, отдаем предпочтение Колумбам-бунтарям, наделенным незаурядными волевыми и интеллектуальными качествами, позволяющими подняться над пассивным окружением. Таким, как, например, поручик Пакош, герой романа Ежи Путрамента «Болдын» (1969), который принимает решение о переходе в АЛ в наименее благоприятных для этого условиях. Он не просто меняет свою аковскую кличку «Арнольд» на новую — «Мрачный». Он усваивает и новые духовные ценности, проникается верой в справедливость идей, за осуществление которых предстоит воевать. Обретает способность подниматься во имя них под огнем в атаку. И поднимать других. Но мы также признаем важность, необходимость присутствия в польской литературе антиподов этих бунтарей, вызывающих сожаление тем, что они, молодые, которым должно принадлежать будущее, волею судеб оказались обреченными на проигрыш, примкнув к политическому лагерю, зачарованному днем вчерашним. Колумбов, достойных осуждения, ибо за нехваткой аргументов в идейном споре они предпочитали стрелять. Колумбов Красинского. Они необходимы как свидетельство, в данном случае художника-очевидца, бесперспективности, пагубности слепого фанатизма, присущего определенной части молодых подпольщиков АК. О них необходимо знать сегодня, когда в круглосуточных передачах подрывных радиостанций запада на Польшу «почетное место» занимают всевозможные мифы об Армии Крайовой и польской молодежи навязываются в качестве примера для подражания, как поборники демократии и прав человека, те бывшие аковцы, которые, несмотря на демобилизацию АК в 1945 году и ряд амнистий, не легализировались и упорно вели террористическую деятельность против народного государства.