Но новые технологии не только сделали искусство общедоступным. Изменилось само отношение к искусству. Человек, выросший в эпоху электронной компьютерной музыки, не станет каждый день слушать “живую” музыку или ее записи. Современный человек не будет по много раз воспроизводить один и тот же звук или визуальный ряд (подобно тому как раньше перечитывались тексты). Театр с его простой линейной последовательностью образов несравним с телевизионной рекламой (которая за тридцать секунд разыгрывает драматическое повествование) или с мгновенным переключением телеканалов. Итак, новые технологии преобразили мир искусства; естественно, что так называемые популярные виды искусства и развлечений изменились быстрее и более кардинально, чем “высокое” или традиционное искусство.
II
II
Что же происходило с “высоким” искусством?
“Эпоха катастроф” завершилась. Прежние (европейские) центры “высокого” искусства постепенно перемещались в другие страны. На смену “эпохе катастроф” пришла эпоха беспрецедентного экономического роста, что высвободило значительные финансовые средства в поддержку искусства. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что все обстояло не столь благополучно.
Послевоенная Европа (а под Европой большинство людей на Западе между 1947 и 1989 годом понимали Западную Европу) уже не была главной обителью “высокого” искусства. Мировым центром визуальных искусств сделался Нью-Йорк, а не Париж. Под центром стали понимать прежде всего рынок произведений искусства или рынок самих художников. Что еще более существенно, жюри Нобелевского комитета по литературе (а политическое чутье этого уважаемого собрания всегда интереснее его литературных вкусов) с 1960‐х годов начало проявлять интерес к неевропейской литературе, которую оно прежде почти полностью игнорировало. Исключение делалось только для североамериканских авторов, которым (начиная с Синклера Льюиса в 1930 году) регулярно присуждались Нобелевские премии. В 1970‐е годы все любители серьезной литературы читали латиноамериканскую прозу. Все поклонники хорошего кино восхищались (или делали вид, что восхищаются) индийским режиссером Сатьяджитом Раем (1921–1992) и великими японскими режиссерами. Фильмы японских режиссеров, в частности Акиры Куросавы (1910–1998), в 1950‐е годы регулярно занимали призовые места на международных кинофестивалях. И потому неудивительно, что в 1986 году Нобелевскую премию по литературе присуждают нигерийскому писателю Воле Шойинке (р. 1934).
Архитектура, самое монументальное из визуальных искусств, также в основном развивается за пределами Европы. Как мы уже видели, между двумя мировыми войнами она прогрессировала не особенно бурно. После Второй мировой войны наибольшее число зданий “интернационального стиля” возводится в Соединенных Штатах. А уже в 1970‐е годы по всему миру, подобно паутине, вырастают “дворцы мечты” для процветающих бизнесменов и состоятельных туристов. Их легко узнать по центральному “нефу”, гигантским “оранжереям” с растущими деревьями, тропическими растениями и фонтанами, по скользящим внутри или снаружи прозрачным лифтам, щедрому использованию стекла и театральному освещению. Для буржуазного общества конца двадцатого века эти здания выполняли ту же функцию, какую выполняла опера для светского общества конца девятнадцатого. В то же время в других местах появлялись не менее выдающиеся образцы архитектуры авангарда. Ле Корбюзье (1887–1965) спроектировал крупные городские ансамбли в Чандигархе, одном из крупнейших городов Индии. Оскар Нимейер (р. 1907) – архитектор многих строений в Бразилии, столице одноименного государства. И наверное, одним из самых величественных и прекрасных архитектурных сооружений модернизма (причем построенных при поддержке государства, а не частного капитала, и не с целью получения прибыли) является Национальный музей антропологии в Мехико (1964).