Впрочем, приход к власти Ельцина не решил ни одной экономической, государственной и общественной проблемы. В некотором отношении он их даже усугубил, поскольку другие республики теперь боялись России, своего “большого брата”, хотя никогда раньше не опасались Советского Союза, государства, не имевшего национальной специфики. Националистические лозунги Ельцина были призваны сплотить армию, костяк которой всегда состоял из этнических русских. А поскольку в союзных республиках проживало значительное русское население, намеки Ельцина на пересмотр межреспубликанских границ усугубили сепаратистские тенденции. В частности, Украина немедленно провозгласила независимость. Впервые у народов, привыкших к равномерно распределяемому всеобщему гнету со стороны центра, появился повод опасаться угнетения со стороны Москвы в интересах одной нации. Это положило конец даже видимости единства, поскольку пришедшее на смену СССР призрачное Содружество Независимых Государств вскоре утратило всякую реальность. Один из последних советских символов, на удивление успешная союзная сборная, завоевавшая на Олимпиаде 1992 года больше наград, чем американцы, ненадолго пережила Советский Союз. Таким образом, распад СССР вернул российскую историю почти на четыреста лет назад, в результате чего современная Россия обрела примерно то же значение, которое имела в допетровскую эпоху. А поскольку Россия начиная с середины восемнадцатого столетия являлась крупной международной державой, распад советского государства оставил после себя пустое пространство от Триеста до Владивостока. Новая история еще не знала ничего подобного; сопоставимые по масштабам сдвиги наблюдались разве что во время недолгой Гражданской войны 1918–1920 годов, когда на карте Европы образовалась обширная зона беспорядков, конфликтов и потенциальной катастрофы. Таковы были проблемы, которые предстояло решать дипломатам и военным в конце второго тысячелетия.

VI

VI

В заключение сделаем еще несколько замечаний. Прежде всего поразительно, насколько непрочной оказалась хватка коммунизма, покорявшего огромные территории быстрее, чем любая другая идеология со времен зарождения ислама. Упрощенный марксизм-ленинизм стал догматической (светской) ортодоксией на бескрайних пространствах от Эльбы до китайских морей – и мгновенно прекратил свое существование вслед за падением коммунистических режимов. У этого необычного исторического феномена могут быть два объяснения. Во-первых, коммунизм основывался не на массовом “обращении” масс, а на вере партийных кадров, или, используя выражение Ленина, “авангарда”. Даже знаменитое изречение Мао, согласно которому настоящие повстанцы должны чувствовать себя среди крестьян как рыба в воде, подразумевало различие между активным элементом (рыбой) и пассивной средой (водой). Неофициальные рабочие и социалистические движения, включая некоторые массовые коммунистические партии, порой срастались с общинами, в которых действовали; так было, например, в шахтерских поселках. Но, с другой стороны, все правящие коммунистические партии по определению являлись элитами меньшинства. “Массы” принимали коммунизм отнюдь не по идеологическим соображениям; они просто сравнивали, какие материальные блага мог предложить коммунизм по сравнению с другими общественными системами. Как только стало невозможно изолировать граждан от контактов с иностранцами или даже информации о жизни за границей, отношение к коммунизму сделалось скептическим. Ведь коммунизм по сути являлся инструментальной верой, для которой настоящее служило лишь средством достижения неопределенного будущего. За редкими исключениями – например, во время патриотических войн, оправдывающих подобные жертвы, – такая идеология скорее подходит сектам или элитарным группам, а не универсальным церквям, которые, хотя и сулят вечную жизнь своей пастве, действуют, как и должны, в поле повседневной реальности. Даже верные коммунистические кадры обратились к простым человеческим радостям, коль скоро тысячелетняя цель – построение земного рая, которому они посвятили жизнь, – постепенно отодвигалась в неопределенное будущее. И когда это случилось, партия не сумела предложить им свое руководство и попечение. Ведь коммунизм по природе своей был нацелен на победу и не выработал поведенческих ориентиров на случай поражения.