— А тебе не показывали сон о том, что пришло время идти к Перону и предлагать ему переводить исследования по бомбе в русло атомной энергетики?

— Зачем?

— Затем, что это выгоднее Аргентине. С бомбой ее задушат, а с энергетикой она станет первой страной этого континента. Подумай над моими словами… Станции — это навсегда, Риктер, бомба — ненадолго… Но к этому разговору мы еще вернемся, у меня есть все твои телефоны, я позвоню или от меня позвонят — встретимся… Обязательно скоро встретимся…

…В пять часов утра Штирлиц разбудил своих американцев, усадил их, сонных, толком еще не протрезвевших (отчего все начинающие горнолыжники так пьют после первого спуска?!), в раздрызганный автобус и попросил шофера Педро не гнать, начнут блевать, будет вонища, противно…

Когда выехали из города, Штирлиц устроился рядом с шофером и, приложив ко рту металлический рупор, громко спросил:

— Джентльмены, что вам больше по душе: всласть похрапеть или же послушать мои разъяснения про здешний край?

— Если бы можно было пропустить глоток виски, — сказал аптекарь из Далласа, — мы бы взбодрились…

— У каждого под сиденьем сумка, — ответил Штирлиц, — там найдете три сандвича, фляжку виски и фрукты.

Аптекарь застонал от наслаждения, достал холщовую сумку, припал к фляжке, блаженно зажмурился, откусил кусок груши, хрустко разгрыз ее (Штирлицу показалось, что у него зубы как у коня; все-таки что-то от животного в человеке — даже такого замечательного, как конь, — вызывает отвращение), закурил и, оглядев спутников, сказал:

— Джентльмены, по-моему, теперь самое время послушать маэстро…

— Просим, просим, — дружно поддержали остальные; лица помятые, мешки под глазами набухли, глаза покрыты красной паутиной, были б артистами или писателями, те проживают за один час несколько жизней, изнуряющее внутреннее напряжение, да и несправедливость ощущают не так, как остальные, а кончиками нервов, тем нужен стакан, чтобы хоть как-то успокоиться, а эти-то что?!

— Ладно, — ответил Штирлиц, — слушайте… Вообще-то, сначала я хочу задать вам один вопрос…

— Валяйте, — загалдели в ответ; добрая нация, дети, в них много открытости, а может, просто привыкли к гарантиям, уважают себя, поэтому так снисходительны и к себе, и к другим.

— Кто-нибудь из вас воевал?

Аптекарь ответил первым:

— Я служил в Сан-Диего, на авиабазе.

— А в Европе или на Дальнем Востоке? — спросил Штирлиц.

— Нет, никто, — ответил кряжистый крепыш, чем-то похожий на японца. — Все служили в Штатах.

— Тогда вам не понять, — сказал Штирлиц. — Вы ведь катались на лыжах в аргентинской Германии… Город начали строить австрийцы, а после того, как Гитлер повалился, сюда переехали сотни нацистов…