Очевидная идиотичность этой ситуации – вот истинная причина злобы. И эта мысль пришла совершенно неожиданно, как, наверное, приходят все гениальные открытия. Такое простое, лежащее на поверхности, но до этого совершенно не видимое для глаза. Но как только, ты его заметил, не замечать это больше невозможно. Словно скрытый предмет на картинке – после обнаружения, это будет первое, на что сразу же будет натыкаться взгляд.

Через четыре дня, которые тянулись куда длиннее, нежели любые другие четыре дня из предыдущих, Т. снова оказалась у меня. Ведь предоставилась «возможность». И все прошло как обычно. Она появилась из дверей метро, решительным шагом направилась ко мне и крепко поцеловала. Бутылка вина, секс, и болтовня в кровати. И все вроде должно быть как обычно. Но два слова: «Она уедет» засели в моей голове, и уже не хотели ее покидать, вскакивая постоянно и назойливо.

Вот я смотрю, как она снимает свои сережки… она уедет, она уедет… вот она улеглась, тяжело дышащая на моей груди… она уедет, она уедет… вот она уплетает кусочек остывшей пиццы… она уедет, она уедет… вот она сладко потягивается на кровати и просит немного помять ей шею… она уедет, она уедет… вот она отправляет последние капли из бутылки в свой бокал… она уедет, она уедет… вот она натягивает свои темные колготки, как будто бы виновато целует меня на прощанье и вызывает такси… Она уедет… Она уехала. «Танцуй, танцуй, иначе мы пропали.». Я сбился и остановился.

Я оказался перед тем самым черным занавесом: довольствоваться тем, что есть или попытаться посмотреть что может быть за ним? Но зачем? И так же все вроде хорошо. Красивая девушка забегает ко мне раз или два в неделю. Мы проводим чудесное время вместе. Без какие-либо обязательств или ревности. Делимся друг с другом теплом. И потом разбегаемся, чтобы через некоторое время встретиться вновь. Прекрасно же. Но так работает только на бумаге, ну или может хорошо выглядело бы в самом начале знакомства, но с каждой рассказанной историей, с каждой поворотом запястья, с каждым прикосновением к обнаженному телу она все глубже и глубже проникала в сознание. Так же легко, как она, вальсируя, просачивалась сквозь статичную публику самым первым вечером в рюмочной, также она огибала все закостенелые и проржавевшие заслоны, выставленные в моем сознании. Маленькими отточенными движениями, будь то вздернутая бровь, умилительно разведенные в сторону руки как знак непонимания, вихляния маленькой попки на кухне, когда мы решали что-то ради разнообразия приготовить, решительными рассуждениями о несовершенстве мира, приправленными редкими матерными словами, которые звучали у нее как недовольное щебетание птички, милые подарочки, которые она иногда приносила мне, личные истории из прошлого и настоящего. Всеми этими крохотными деталями она легко и непринужденно проникала за тяжеловесные односложные заградительные словосочетания, по типу «Не надо» или «Неправильно». Очевидность – все-таки тварь еще и потому, что в самом начале выстраивает примитивную защиту в виде этих установок, будто из сеансов дешевого аутотренинга, чтобы потом паскудски вернуться, и носом ткнуть в них же.