– Нет, – твердо заявил Веспасиан. – Мне жаль, центурион, но таков приказ генерала. Мы не можем позволить себе сомневаться в верности атребатских воинов, служащих бок о бок с нашими легионерами. Ставки чересчур высоки. Решение окончательное. Их необходимо разоружить и распустить, причем тотчас.
Последние слова были произнесены с нажимом, и Катону стало не по себе.
– Что ты имеешь в виду, командир?
– Они сейчас на плацу, за палатками. Я их вызвал туда перед тем, как послать за тобой. Ты должен сообщить им об этом.
– Почему, командир? – спросил Катон, чувствуя подкативший к горлу комок. – Почему я?
– Ты знаешь их язык. Ты ими командовал. Так будет лучше для всех.
– Я не могу, командир, – покачал головой Катон.
Квинтилл подался вперед, вперив в молодого центуриона сердитый взгляд:
– Ты, без сомнения, сможешь! И еще как! Это приказ, а я лично в последний раз спускаю тебе попытку неподчинения!
Веспасиан положил на плечо прокуратора руку.
– Тебе не стоит так волноваться, Квинтилл. Центурион и без твоего вмешательства выполнит мой приказ, он ведь хорошо сознает, что получится, если его людей попробует разоружить кто-то другой. А нам вовсе не нужно, чтобы в случае их отказа возникли какие-то затруднения.
Катон понял, что выхода у него просто нет. С Волками, так или иначе, покончено, и, пытаясь протестовать, они неизбежно в той или иной форме понесут наказание. А он, со своей стороны, обязан повиноваться новому правителю страны атребатов и во избежание неприятностей должен сам сообщить своим воинам, как мало ценит Рим их пролитую за империю кровь.
Все остатки приятного настроения, связанного с новым назначением, в момент улетучились, стоило Катону, зайдя за шатры, увидеть двойную шеренгу уцелевших Волков. Неподалеку от воинов-атребатов занимались строевой подготовкой в полном вооружении несколько отделений легионеров.
«На всякий случай», – с горечью подумал он.
Едва завидев центуриона, Мандракс подал команду, и его соплеменники – все поголовно при щитах и мечах – мигом вытянулись по стойке «смирно», старательно копируя ту позу, что еще в первый день обучения показал им Макрон: грудь колесом, плечи развернуты, подбородки вскинуты вверх. Солнце ярко сияло на бронзе шлемов, когда Катон встал перед строем.
– Вольно! – скомандовал он по-кельтски, и воины послушно расслабились.
Некоторое время молодой центурион смотрел куда-то вдаль поверх их голов, борясь со стыдом, понуждавшим его отвести глаза в сторону. Потом кто-то кашлянул, что подтолкнуло Катона к решению как можно скорей со всем этим покончить.