— Ты знаешь, что послезавтра отправляешься в Италию вместе с Жменевым? — спросил Ягов, обхватывая ее бедра.

— Знаю. Но не поеду. Вот еще. И не собираюсь. Не хочу. Думаете меня Италией купить? — Она скорчила злую гримасу.

— Зачем? Ты уже и так моя. Просто Жменев очень меня просил. Ему одному скучно. Деньги мне предлагал. Немалые. — Ягов не особенно нежно поволок Веру в комнату. Она сопротивлялась, но вяло, скорее по инерции. — Таким образом, у тебя есть выбор: остаться со мной или ехать со Жменевым.

Он повалил ее на кожаный диван и залез рукой под халат.

Девушка плотно сжала губы и завертела головой, уклоняясь от его пропахшего табаком рта. Когда Ягов взгромоздился на нее, Вера холодно сказала:

— Мне нужно взаймы семьсот рублей.

Ягов кивнул и тяжело задышал:

— Возьмешь после… Подожди, не дергайся… Сладкая ты моя девочка…

— Не надо так грубо, мне же больно! — вскрикнула Вера, вцепившись ногтями в его седую шевелюру…

В парке народу было немного. В основном молодые люди, те, кто жил неподалеку и кому без разницы, где встречаться: в подвалах, на лестничных площадках и чердаках или на засыпанных желтой листвой дорожках и скамеечках парка. Заспанные, медлительные рабочие парка, прикладываясь к пивным бутылкам, заколачивали фанерными щитами аттракционы, снимали приводные ремни с электродвигателей «Орбиты», карусели «Второго неба», обесточивали и сворачивали гирлянды разноцветных лампочек с танцевальных павильонов. Двое рабочих выволакивали из пруда прогулочные лодки, обвязывали их цепями и скрепляли амбарными замками, будто в центре Москвы предстоящей зимой кто то может покуситься на утлые двухместные суденышки. Пока еще работали тиры, и около них, как у последнего оплота некогда шумного и многолюдного парка, дымили шашлычники, зазывая немногочисленных «стрелков» низкими ценами и умопомрачительными ароматами жаренного на углях мяса.

Иногда по дорожкам проносились парочками роллеры, поднимая за собой воздушные завихрения из опавшей листвы. Они беспечно галдели, выписывали ногами замысловатые кренделя, иногда падали в понравившиеся кучи собранных листьев.

Уборщицы в оранжевых, видных за версту жилетах, обсуждая, что пора бы уж пойти первому снегу, жгли в глубине парка мусор и привычно скребли граблями по засыхающей траве… Над всем этим неторопливым, обособленным от всего города мирке медленно вращалось «чертово колесо», и, казалось, остановись сейчас оно и… замрут навсегда рабочие с молотками в руках, замолчат на полуслове «оранжевые» уборщицы и застынут с шампурами молодцы шашлычники.