У Кати вдруг испортилось настроение. Кабинка с противным поскрипыванием медленно двигалась вверх. Денис молчал. Внизу по прежнему прохаживался надзиратель телохранитель Лузга.

— Денис, а тебе не надоели эти игры?

Он вздрогнул и поднял воротник плаща:

— Какие игры, Катя?

— Ты меня прекрасно понял, ты ведь знаешь все мои мысли…

— Да брось, я никогда не занимаюсь твоими мыслями, я слишком тебя уважаю и люблю, — ответил он, глядя на пролетающую мимо ворону.

Ворона спланировала на крышу тира и начала присматриваться к мусорной корзине, куда шашлычники бросали объедки и разные отходы. Катя продолжила, взяв Дениса за руку:

— Ты ведь такой талантливый, а связался с преступниками. Они же используют тебя в своих целях. Это же видно…

— Ты боишься за мою безопасность или просто ратуешь за абстрактную справедливость?

— Я боюсь, что тебе самому будет очень плохо, после того как ты поймешь, что занимаешься не тем делом…

— Ты, по моему, слегка переучилась. А каким делом я должен заниматься? Переписывать пустые конспекты? Бегать на физо вокруг института? Или пойти санитаром в лепрозорий? Послушай, не заставляй меня говорить резкости. — Алешин потрепал ее по колену.

Но Катя будто не расслышала его слова. Она горячо заговорила, облизывая вдруг пересохшие губы:

— Ты попадешь в плохую историю, завязнешь в их гадком мире, и они никогда тебя не отпустят. Они уже крепко привязали тебя деньгами, а ты и рад. Я понимаю, что ты сейчас имеешь в сто раз больше стипендии, но это гибельный путь. Гибельный для твоих способностей…

— Хватит! Опять завела свою волынку. Так где ты мне советуешь применить свои возможности? Пойти работать в цирк прорицателем? Или в Москонцерт, в Филармонию? Выходить в дурацкой бутафорской чалме перед пьяными колхозниками в каком нибудь Задворске и предсказывать, кому какая баба даст? Нет, нет, не отворачивайся! Или, может, пойти в поликлинику и поплакаться в жилетку главврачу: я, мол, могу вам сказать, что ела вчера ваша болонка на ужин. Если он меня не отправит по цепочке: районный психиатр — комиссия психдиспансера — Кащенко, то тогда судьба подопытного кролика мне обеспечена. На мне будут защищать диссертации, будут светить мне в зрачки, бить молоточками по коленной чашечке, опутывать датчиками, может, сделают трепанацию черепа, дабы поглядеть, уж не компьютер ли там у меня стоит. А я буду безвольно лежать на больничной кушетке, накачанный психотропными препаратами, и на окне будет решетка, а на дверях запоры. А потом мне приведут какую нибудь очкастую, страшную как смерть медсестру, чтобы я ее осеменил. Надо же посмотреть — будут ли мои дети обладать такими же способностями! Так, Катя? Такая мне нужна судьба?! Или ты хочешь, чтобы мной занялась военная лаборатория ГРУ, изготовляющая шпионов зомби, несчастных, которым несколькими сеансами гипноза отшибают память и вводят правдоподобную легенду, которая становится их прошлым. Да, а я был бы для них прекрасным агентом. Как здорово, представь себе! Я не помню ни тебя, ни свою мать, ни улицы Герцена, ни этого парка, помню только городок Айзешанц, фрау Зеккен, никогда не существовавшую пятую роту второй отдельной зенитной батареи бундесвера, в которой никогда не служил, количество ступеней в кабачке «У Йоргана», в котором никогда не был! — Алешин почувствовал пробегающий по спине холодок. Он как наяву увидел семь крутых ступеней, ведущих в прокуренное, проспиртованное подземелье. На третьей валялся окурок «НВ», а последняя была немного выщерблена…