Человек двадцать индейцев бежали следом за карибом, однако при виде такого страшного зрелища все словно оцепенели. Лишь Каонабо, удивленный, но не устрашенный, продолжал реветь, как разъяренный бык. Вновь собрал он своих Дрогнувших воинов и сам повел их в атаку, когда вдруг раз дался громкий выстрел аркебузы и свист ее смертоносных пуль. Еще один гаитянин рухнул, словно подкошенный. Этому уже не могла противостоять никакая храбрость дикарей: им показалось, что сама смерть разит их с небес! Через две минуты поблизости не было ни Каонабо, ни его воинов. А когда все они в ужасе скатились с холма и скрылись в зарослях, из-за куста спокойно вышел Санчо со своей аркебузой, которую он на всякий случай снова зарядил.

Медлить было нельзя. Никого из племени Маттинао не было видно; все разбежались и куда-то попрятались. Верный своему намерению спасти Озэму любой ценой, Луис повел гаитянку и Санчо к реке, надеясь, что им удастся бежать на пироге.

Когда они проходили через селение, Луис, с удивлением заметил, что все хижины целы и ничто не разграблено. Санчо тоже недоумевал. Тогда Луис обратился к девушке.

— Каонабо — нет, нет, нет! Озэма! Озэма! — ответила гаитянка, которая лучше всех знала причину внезапного нападения.

На берегу лежало несколько пирог. Через пять минут беглецы уже были в одной из них и плыли вниз по реке. Течение помогало им; часа два спустя они достигли океана. Ровный восточный ветер позволил Санчо поставить некое подобие паруса, и за час до заката пирога пристала к мысу, за которым должны были стоять в заливе каравеллы. Луис помнил о приказании Колумба скрыть от всех свою отлучку и высадился здесь, чтобы другие не обращались потом к адмиралу с просьбами о такой же милости.

Глава XXIV

Глава XXIV

Все эти годы помню день за днем,

Минуты ужаса, которых нет страшней.

И вещи странные, но лишь сейчас узрел

Такое, что ни с чем сравнить не в силах!

Шекспир. «Макбет»

На месте стоянки флотилии нашего героя ожидало зрелище еще более страшное и неожиданное, чем гром аркебузы для невежественных островитян.

Адмиральская каравелла «Санта-Мария», которая всего четыре дня гордо покачивалась на волнах в славном убранстве всех своих парусов, сейчас лежала искалеченная на прибрежном песке, со сломанными мачтами, пробитыми бортами и всеми прочими ужасными следами кораблекрушения. Правда, «Нинья» стояла невредимой на якоре неподалеку, но взглянув на маленькое одинокое судно, Луис почувствовал, как сердце его сжалось: ведь это была, в сущности, простая фелюга, возведенная в ранг каравеллы только на время путешествия!