А над ними, словно в последней попытке их защитить, стоял широкоплечий молодой мерянин. Он наверняка недёшево продал свою жизнь. Одна его рука всё ещё сжимала уродливо погнутый меч. Другая держалась за древко копья, пригвоздившее его к обугленным брёвнам. Русоволосая голова бессильно свешивалась на грудь. Он умер не сразу.
– Пожалуйста, вытащи копьё, – сказал Бьёрну Чекленер. – Мне никак.
Счастье, что ещё жила в Беличьей Пади спасённая им сестра… Бьёрн дёрнул глубоко засевшее копьё, но оно даже не шелохнулось. Сигурд поспешил на подмогу, и вдвоём они кое-как раскачали его и вытащили вон. Тело мерянина осело к подножью стены, и стала видна страшная сила, с которой был нанесён удар. Толстое бревно треснуло по всей длине, защемив наконечник. Подошедший Торгейр протянул за ним руку, но Халльгрим опередил его:
– Дайте-ка мне…
Он осмотрел искусную серебряную насечку на втулке и только тогда передал оружие херсиру, пояснив:
– Ютское… Хельги когда-то подарил похожее твоему отцу. Оно звалось Гадюка. Вот я и подумал, не это ли самое.
Торгейр повертел наконечник в руке и сказал:
– Мой старик никогда не оставил бы такого копья, даже со сломанным древком.
У них не было времени похоронить павших согласно обычаю… Посреди селища вырыли одну большую могилу и по-братски уложили в неё всех. Сомкнулась земля над Чекленером, братом Чекленера, над его маленьким сыном и юной женой. Чекленер-младший так и не смог честь по чести совлечь с них одежду, предать тела священному огню и построить над дорогим прахом маленький домик… Не смог обвить кости брата серебряным поясом, надеть на палец невестки лучистый перстенёк. Чужие алчные руки сорвали и унесли и то и другое. Он не смог даже испечь в костре и положить к ним в могилу глиняную медвежью лапу. Только и сказал: я привёл тех, кто отомстит за тебя, брат… Живым следовало спешить.
Халльгрим осмотрел полусмытый след, оставленный в прибрежном песке острым килем корабля. Викинги пришли на хорошем драккаре, похожем на его чёрный: по пятнадцати вёсел, не меньше, на каждом борту.
– Эти люди не могли уйти далеко, – уверенно сказал он Чуриле. – Корабль снялся вчера.
Князь спросил:
– Много ли их, Виглавич, как мыслишь? Мальчишка сказывал, полная лодья…
Халльгрим ответил:
– Их не прибавилось, конунг, если хоть с полдюжины здешних финнов дрались так, как тот, у стены.
Чурила Мстиславич гонялся за врагами по-волчьи: молча, неутомимо, без бешеной спешки и ненужного шума. Ещё два дня они рысью шли через леса, кратчайшей дорогой, которую показывал Азамат. Барсучанин дорого бы дал за то, чтобы опередить, перехватить беду, плывшую по извилистой реке… Он осунулся и одичал от тревоги, острые скулы торчали на потемневшем лице.