Точно врытый стоял под ним могучий Соколик. Не хлестал себя пышным хвостом, не рыл копытом земли. Лишь катал во рту железное грызло, и пена хлопьями падала с удил.
Не по-доброму затихло широкое поле…
– Сейчас пойдут, – сказал князь.
Урманский шлем был удобен, но непривычен, и он держал его в руке.
И пошли!
Хищным ястребом, с которого сдёрнули колпачок, выпрямился в стременах Мохо-шад.
– Вперёд, сыны Тогармы! – звонким серебряным рогом прогремел его голос. – Я вижу, как Тенгрихан скачет в ваших рядах!
В ответ впереди войска заревели медные трубы, откованные в виде бычьих голов. Там стояли кангары-печенеги, не друзья хакану и не враги, привлечённые сюда обещанием добычи и земель… Мохо-шад бросил их в битву всех раньше.
Земля вздрогнула и загудела, когда всадники в жёлто-зелёных халатах послали коней вперёд. Рой стрел прочертил небо, посеяв первую смерть в словенских рядах.
Качнулся, поплыл вперёд печенежский золотой дракон, поднятый на высокое древко… Ревели трубы, пели песнь гибели и отваги… Всё быстрее неслась вперёд конная рать, словно поток, выпущенный из запруды…
Мохо-шад смотрел вслед, твёрдой рукой усмиряя бесившегося жеребца. Знамя прародителя Волка билось на ветру над его головой.
19
19
Самую малость не докатилась до словенских рядов лавина печенежского войска! Уже вылетели из ножен, полыхнули на солнце быстрые молнии сабель!
Как вдруг земля расступилась под копытами коней…
Вниз, вниз покатились всадник за всадником. Сквозь хитроумно уложенные ветки, покрытые сверху дерниной. Вниз, на острые колья, ожидавшие в глубине!
Недаром целую ночь плыли из рук в руки мешки с землёй…
Кричащий вал тел, конских и человеческих, вырос вдоль всего чела северной рати. В этот вал ударились, наскочили, полезли верхом всадники, скакавшие сзади.
Длинные луки словен в упор послали им оперённую смерть. Кованые наконечники прошивали кожу щитов, без промаха находили прорези железных личин. Немногих прорвавшихся встретили крепкие копья. С визгом падали лошади. Их седоки умирали, не успев окровавить сабельных клинков.