– Я женат на словенке, отец, – сказал он совсем тихо. – У меня есть приёмный сын, и скоро у него будет маленький брат…

Гудмунд улыбнулся, положил руку ему на плечо.

– Не думай об этом слишком много. Я дам тебе сотню таких, как она!

Но Торгейр остался сидеть.

– Я взял её из дома Торлейва конунга. Я люблю её, отец…

Вот когда Гудмунд стал похож на человека, под которым неожиданно затрещал казавшийся прочным лёд! Но тут поднялся Хельги:

– Нечасто нам нравится то, что напрядено норнами, однако с судьбой не поспоришь! Пусть же Один испытывает мужество наших людей и наше собственное, Гудмунд херсир! Но моя рука скорее выронит вот этот топор, чем поднимет его на тебя!

Двое братьев тоже поднялись и разом обнажили оружие. Мечи у обоих были гардские, дарёные, со славным клеймом – Людота коваль…

– И я, – сказал Халльгрим.

– И я, – сказал Эрлинг.

Гудмунд обвёл их глазами… Будь на его месте кто угодно другой, Виглафссонам показалось бы, будто он заморгал немножко чаще обычного. Двумя руками стиснул он тяжёлое копьё Гадюку и стукнул им в гулкую землю:

– И я!

А потом добавил:

– Но уж если мне попадётся ваш Торлейв конунг, то, клянусь, не так долго продлится его жизнь, как того хотелось бы его жене!

Хельги странно посмотрел на него при этих словах… Но ничего не сказал.

Одиноко горел их маленький костёр на огромной, совершенно пустой земле.

Обратно в свой лагерь Халльгрим хёвдинг вернулся как обещал – не задержавшись. Зеленоватые звёзды глядели на всадников с безоблачного неба. А где-то далеко, на другом конце населённого мира, за городами и весями, за дремлющими лесами, за гладью озёр и морей, струилась над скалами прозрачная светлая ночь.

И крик одинокой чайки доносился с моря, подёрнутого розовой пеленой…