– Вижу, – весьма лаконично ответствовал пленник.

– Станьте, как подобает!

Дон Алонзо не обратил, однако, внимания на окрик тюремщика, ибо лишь теперь заметил в углу два больших, очень красивых и участливых серых глаза. Он еще раз отвесил короткий поклон прокурору и значительно более продолжительный – неизвестной обладательнице серых очей. При этом он без труда рассмотрел, что эти последние стали довольно быстро заволакиваться чем-то прозрачным и блестящим, как роса на цветочных лепестках.

– Алонзо де Лас Падос, предъявлено ли вам и вашему соучастнику обвинение? – спросил прокурор.

– Нет, не предъявлено…

– …сэр! – с возмущением подсказал майор Древверс. – Вы забываетесь, Алонзо де Лас Падос!

Юноша не удостоил начальника тюрьмы даже взглядом.

– Вы настаиваете на том, что ваше имя, а также имя вашего второго сообщника суть подлинные имена? – продолжал прокурор.

– Они столь же подлинны, как и имя нашего противника, в чьей власти мы находимся благодаря низкому предательству.

– Не понимаю… Вы имеете в виду лорда-адмирала Ченсфильда?

– Да, я подразумеваю лицо, которое уже много лет называет себя этим именем.

– Признаете ли вы, что являетесь одним из главарей пиратского экипажа с корабля «Три идальго» и схвачены при попытке ограбления судна «Орион», принадлежащего «Северобританской компании»?

– Не только не признаю, но отрицаю самым категорическим образом, господин королевский прокурор. Наш вольный корабль, под командованием синьора Диего Луиса эль Горра, чьим первым помощником являлся я, никогда не был пиратским судном. Он служил делу американской революции, боролся против позора работорговли, мстил за попранные человеческие права… Только наше пленение помешало нам отдать наш корабль под знамена французских друзей свободы для борьбы с тиранией.

В этот миг в комнату ввели капитана Брентлея. Старик узнал Изабеллу, притихшую в своем уголке, и поклонился ей.

– Ваше имя и звание? – спросил Бленнерд.

– Гай Рандольф Брентлей, капитан флота, сэр.

– Что побудило вас, Брентлей, изменить присяге и воинскому долгу?

Краска негодования бросилась в похудевшее лицо старого воина.

– Ни единым помыслом я не изменял присяге и отечеству! Я намеревался лишь соблюсти международный обычай и не пятнать своего флага убийством безоружных парламентеров.

– Подтверждаете ли вы, что пиратское судно «Три идальго» первым напало на ваш корабль с целью ограбить его?