Непривычно ласковый тон Хирлемса очень удивил узников. Дон Алонзо нащупал в свертке бутылку, ухватил ее и вытянул горлышко наружу.

– Я ничего не вижу, господа, ничего не замечаю, – заволновался надзиратель, – но смотрите, чтобы никто не затевал шума и песен… Хм! Что бы там могло быть, в этом сосуде?

– Не желаете ли вы, мистер Хирлемс, отведать, каково на вкус пастырское благословение?

Хирлемс крякнул довольно неопределенно. Угадать сорт напитка по цвету было трудно, и лицо надзирателя приняло выражение мученика науки, готового к самоотверженному эксперименту. Алонзо вытащил пробку. Хирлемс подставил кружку под довольно густую струю и произвел дегустацию [120].

– Кажется, ром с джином, – произнес дегустатор в раздумье и, чтобы окончательно рассеять сомнения, допил кружку до дна. – Это строго-настрого запрещено в тюрьме, господа.

– Считайте, что это легкий портер, Хирлемс, и сделайте еще глоток.

Мистер Хирлемс повторил пробу в удвоенной дозе и вытер губы рукавом.

– Только в «Чреве кита» можно выпить хорошего рому, – заметил он убежденно. – Этот ром хорош, значит, взят он у мистера Линса.

Доказав этим силлогизмом [121] свою способность к глубоким философским умозаключениям, Хирлемс повернулся к двери и вышел из каземата. Не успели его шаги стихнуть в конце подземного коридора, как синьор Алонзо взялся за предметы, извлеченные из свертка. Узники избрали для первой трапезы плоский хлебец, несколько яблок и остаток напитка. «Ковер-самолет» превратился в «скатерть-самобранку». Алонзо разломил хлебец и… извлек из него две маленькие пилы, бутылочку жидкого масла и записку, сложенную вчетверо. Печатными буквами было написано следующее:

«Сегодня к полуночи распилите решетку. После полуночной смены караулов выбирайтесь из каземата. Часовых на стене уберем и бросим вам веревочную лестницу. Верховые лошади будут за рвом. Друзья».

«Сегодня к полуночи распилите решетку. После полуночной смены караулов выбирайтесь из каземата. Часовых на стене уберем и бросим вам веревочную лестницу. Верховые лошади будут за рвом.

Друзья».

Записка быстро обошла всех трех узников и была уничтожена. Только Брентлей остался в неведении об отважном замысле тайных друзей. Лица пленников с корабля озарились радостной надеждой, но мистер Бингль, напротив, помрачнел и потупился. Он сделал знак брату и дону Алонзо. Те вытянулись на тюфяке рядом с Джорджем и, защитив лица одеялом, выслушали соображения Джорджа Бингля.

Молодые люди узнали, что духовное лицо, приславшее «пастырское благословение», поддерживает довольно близкие отношения с владельцем поместья Ченсфильд… Оказалось также, что, по странной случайности, не кто иной, как именно надзиратель Хирлемс, некогда привел Шарля Леглуа к узнику четырнадцатой камеры… А хлебец, содержавший записку «друзей», не был ни надрезан, ни проколот для проверки…