Это наблюдение подтверждает, что разрыв «крепких уз» сказался абсолютно на всех – крестьянин и помещик оказались в новых, непривычных для себя условиях. Потребовалось девять лет с момента оглашения Манифеста, чтобы две трети крестьян завершили выкуп, освободившись тем самым полностью. Потребовалось не меньше времени, чтобы перестроить хозяйства на других началах. Не у каждого этого получалось. Если князь Шаховской вовремя понял, что будущее не за ручным трудом, а за машинами, и принялся активно закупать новейшую сельскохозяйственную технику, то многие угодья приходили в запустение. Князья Барятинские, например, предпочли сдать в аренду принадлежащие им обширные территории в Воронежской губернии, чем заниматься наймом крестьян или как-то по-другому решать вопрос с использованием земли. Князья Юсуповы сделали ставку на акции компаний, как отечественных, так и иностранных, что позволило им получать ежегодный доход в 800 тысяч рублей только из этого источника. Стоимость же их владений оценивали в двадцать два миллиона!

Но и не каждый бывший крепостной сумел встроиться в новую систему. Многие оставались у прежних хозяев, особенно те, кто к 1861 году пребывал в преклонных годах. Сила привычки, невозможность заниматься делом индивидуально (по разным причинам) заставляли огромное число русских людей ничего не менять в своей жизни.

Таким образом, реформа разочаровала всех. Одни ждали бесплатной воли и земли, другие – что преобразования продолжатся и выльются, наконец, в принятие Конституции, третьи – что они получат куда больше за то, что лишились части своей собственности. Недовольство ощущало большинство. Однако развитие России в последней трети XIX века, куда более активное и скачкообразное, чем до того, показало, что не так плохи были результаты реформы. У тех, кто мог и хотел трудиться на себя, появилась возможность двигаться вперед без сдерживающего механизма – крепостничества. К следующему царствованию Россия вошла в число пяти наиболее развитых экономик мира.

Крепкие узы остались в прошлом. В XXI веке рабовладельческий или крепостнический строй на легальных началах не существует ни в одном государстве мира. Еще лишь однажды в России попытались прикрепить крестьян к земле: в XX веке, когда вводились колхозы. Но этот эпизод отечественной истории нельзя называть калькой с крепостничества – ни продавать людей, ни обменивать их законы не позволяли. Разумеется, сейчас, рассуждая о бесправии простых людей того времени, об отсутствии паспортов и работу «за палочки», многие невольно проводят параллели с крепостным правом. Мне приходилось сталкиваться с такой точкой зрения. Но это – все же – совсем другая история. Аморальность эпохи, завершившейся в 1861 году, заключалась в полном подчинении одного человека другому. Жизнь и здоровье, целостность семьи, безопасность и право выбора профессии – все это находилось в зависимости от воли отдельных людей. В этом смысле крепостное право куда ближе к рабовладельческому строю, нежели к колхозным порядкам.