– Увеличение числа государственных фабрик, орудий производства, расчистка под пашню и улучшение земель по общему плану, – на память процитировал Манифест Зубатов.

– Одинаковая обязательность труда для всех, – вновь продолжил визитёр.

– Соединение земледелия с промышленностью, содействие постепенному устранению различия между городом и деревней…

– Насколько я помню, речь шла о “противоположности между городом и деревней”, – поправил гость.

– В издании 1848 года – да, – блеснул эрудицией Зубатов, – но в издании 1872 года и в последующих немецких изданиях слово “противоположности” было заменено словом “различия”, а в английском издании 1888 г. вместо слов “содействие постепенному устранению различия между городом и деревней” напечатано: “постепенное устранение различия между городом и деревней путем более равномерного распределения населения по всей стране”.

– Впечатлён вашей начитанностью и аккуратностью в обращении с первоисточниками, – удовлетворенно кивнул гость. – Революция в землепользовании для России – единственный шанс вырвать отечественную деревню из тисков голода и нужды. Речь идёт ни много, ни мало о грандиозном плане преобразования природы.[94] Но и последний пункт Манифеста – общественное и бесплатное воспитание всех детей, устранение фабричного труда детей в современной его форме – не менее важно и также будет задачей Чрезвычайной Комиссии.

– Широко замахнулись, товарищ…

– Сталин.

– А-а-а-а, так это вы произвели фурор в Таврическом дворце! Наслышан-наслышан. Ваши амбиции преобразователя природы наткнутся на бешеное сопротивление всех слоёв общества. Мне страшно представить, сколь огромную диктаторскую энергию потребуется противопоставить отечественной косности и лени, чтобы реализовать хотя бы десятую часть задуманного. Поднять на дыбы наше сонное царство… Красиво, дерзко, но увы – мало реалистично.

– Предложите стреляться заодно с вами, чтобы не мучиться? – улыбка Сталина была похожа на оскал. – Да, Россия слаба и разобщена, поражена коррупцией, обложена кредитами, фактически – колония Запада… Кому-то всё равно придётся чистить эти авгиевы конюшни. Но если очень страшно, всегда можно спрятаться за спасительный суицид…

– Вы считаете, что я праздную труса? – вскинулся Зубатов.

– Считаю, Сергей Васильевич, что стрелять себе в голову солдат имеет право только во исполнение приказа. Во всех остальных случаях – это один из способов дезертирства. К сожалению, я вынужден вас оставить – опаздываю на очень важную встречу. А вы подумайте над моими словами и предложениями. Быть может, тогда пригодится не только первый, но и остальные шесть патронов вашего револьвера.