Айкони наконец остановилась и решительно повернулась к Новицкому. На щеках её блестел лёд. Она указала на Григория Ильича пальцем:

– Ты! Любить! Айкони! – звонко сказала она.

Григорий Ильич послушно кивнул. Айкони указала пальцем на себя:

– Айкони! Тебя! Любить! Нет! Нет! Уходи со своим богом!

Глава 8 «Ино ещё»

Глава 8

«Ино ещё»

Авдоний догадывался: братья, которым сейчас полегче, скорее всего, умрут уже к весне. А полегче было тем, кто работал возле костров. В канаве, заполненной дымом и горячим паром, работников окутывал нездоровый, лихорадочный жар. Со стен текло, с бород капало, под мокрыми ногами хлюпала полужидкая стылая грязь, гнилые рубахи липли к телу. Землекопы ковыряли размякший суглинок кайлами и мотыгами и время от времени, сырые, выбирались повыше подышать свежим холодом. Это их и убьёт.

К кострам Авдоний определял тех братьев, в чьей стойкости сомневался. Вот брат Аммос, или Урия, или Саул, или Иефер, – они надеются, что отец Авдоний выведет их из тобольского узилища на какие-то благодатные нивы, где они будут жить в праведных трудах и душевном ликовании, оставив в прошлом все невзгоды и гонения. Эти братья дрогнут, увидев грозный Корабль. Дрогнут сами и смутят других. Что ж, ежели они не понимают смысла своего борения, пускай лучше упокоятся в этом рву на Воеводском дворе. Авдоний по памяти сам себе пересказывал ту страницу из «Жития» Аввакума, где протопоп с женой, покинув Нерчинск, тащится по льду то ли Уды, то ли Селенги, то ли через сам святой Байкал: «Протопопица бедная идёт-идёт, да и повалится. “Доколе же мука сия будет?” – “До самыя до смерти, Марковна!” – “Добро, Петрович, ино ещё побредём…”»

Караульные не торопили раскольников. Копошатся – и бог с ними; сколько сделают – столько сделают. Зима длинная, всё успеют. Раскольники с носилками-волокушами, полными земли, по мосткам выходили из дымного рва, выпрастывали носилки под откос горы и уходили обратно в дым, как рваные черти в пекло, только позвякивали цепи, волочащиеся за кандалами.

– Тяжко мне, Авдоний, – тихо сказал брат Мисаил.

Они с пустыми волокушами спускались в ров по мосткам.

– Терпи, терпи, Мисаиле, я и не такое вынес, – ответил Авдоний с тайной гордостью за свои муки. – После Сельги меня шелепами били: один удар – одно ребро. Потом с Петровной повенчали…

– С какой Петровной?

– С Дыбой Петровной. Семь раз поднимали и трясли над огнём, а я только благодарил мучителей своих. А когда мне глаз выжгли, я рай увидел. После всего того разве ж мог я от древлего благочестия отступиться? Меня в яму кинули помирать, а я сросся. И сейчас бога славлю.