– Тут быстро не расскажешь, – недовольно пожал плечами Ремезов, слегка обиженный, что вчера Новицкий так неожиданно сбежал. – В Сибири есть четыре главных народа – кроме русских, понятно. Калмыки, татары, вогулы и остяки. Каждый по-своему живёт. Про каждого речь особая. Да я всё это уже в книгу записал. Хочешь – читай.

Семён Ульянович выволок с полки и грохнул перед Новицким ещё один фолиант в кожаном переплёте – своё «Описание сибирских народов».

– Дозволишь взяти з собою?

– Не дозволю. У тебя в твоём скворешнике и дверь не запирается. Читай тут. Переписывай, ежели чего надо. Чем тебе у меня плохо? Лучин хватает, чернила не замерзают, и Митрофановна покормит.

Новицкий явился с одной лишь надеждой увидеть Аконю, а Ульяныч приглашал его приходить хоть каждый день. И Новицкий согласился.

Григорий Ильич помнил совет митрополита Иоанна: окрести ту, которая оморочила твою душу, – и наваждение спадёт. На деньги, которые дал Матвей Петрович, Новицкий купил на Софийском дворе красивое и причудливое медное распятье – такие под заказ архиерея отливал мастер Пилёнок на Ружейном дворе. Сидя над книгой Ремезова, Григорий Ильич поджидал случай, когда сможет поговорить с Айкони наедине. И случай подвернулся. Айкони пришла с вышивкой к печи, будто кошка на любимую лежанку, и никого из Ремезовых в тот час в горнице не оказалось. Новицкий торопливо полез за пазуху, вытащил распятье и опустился на колени рядом с Айкони.

– У мэнэ до тэбе пыдношення, Аконя, – сказал он, стараясь не напугать девчонку, и протянул ей распятье. – Визьми соби. Цэ наш бох Ысусе Хрысте.

Айкони залюбовалась распятьем, но не взяла его из рук Новицкого.

– Красивый, – сказала она. – Чужой. Не Айкони.

– Цэ тэбе, – возразил Новицкий, – тэбе. Подарунок вит мэне.

– Нет, – уверенно ответила Айкони. – Бери себе. Приманка.

Она уже заметила, что этот странный человек словно бы преследует её – если не на деле, так в мыслях своих. Он не причинил ей никакого вреда, не пытался хватать, никуда не тянул за руку, но всё равно рядом с ним Айкони ощущала себя угнетённой, стеснённой, словно её держал кто-то невидимый.

– Тэбе трэба похрэститися, – мягко, но настойчиво сказал Новицкий.

– Зачем? – спокойно удивилась Айкони. – Мой бог – много. Везде. Айкони любит богов. Твой бог – один. Где дом и пять голов.

Она приставила к голове два кулачка, изображая луковки над церковью.

– Нэ тако, Аконя. Ысусе Хрысте всюди.

– Позови его. Придёт он? Мои боги придут.

Конечно, придут. Она позвала Сынга-чахля, чтобы добыть священный волос для князя, и Сынга-чахль пришёл.