– Прости, отче, что не тебя! – без голоса отчаянно просипел Семён Ульянович иконе и с охапкой книг ломанулся к выходу.

В дверях мастерской он едва не столкнулся с сыном Семёном, который побежал за книгами вслед за отцом. Семён нырнул в горящую мастерскую, а Семён Ульянович ссыпался по ступенькам крыльца и вывалил книги в снег.

На подворье распоряжался Леонтий – быстро и уверенно, как в бою.

– Федюнька! – крикнул он младшему сыну. – Стрелой лети к Троицкой, пусть сторож бьёт набат!

Федюне было всего семь лет. Он бросился в калитку, мелькая пятками.

– Лёнька, растворяй ворота!

В ворота повалит народ, который прибежит на помощь. Ворота надо откопать от выпавшего за ночь снега. Девятилетний Лёнька схватил лопату.

– Варвара, Лёшка, выводите скотину!

Лёшке было одиннадцать. Вместе с матерью он справится. Надо спасать и коров, и лошадей, и заполошных кур, если удастся. Гуня, почуяв беду, испуганно заржала за створкой стойла, потом замычали коровы.

– Мария, книги оттаскивай!

Вынесенные из мастерской книги Семён Ульянович и Семён-младший бросали прямо в снег у крыльца. Горячие после огня, книги мокли; впотьмах их топтали. Маша выволокла из подклета дерюгу и принялась перетаскивать на неё книги, складывая общую кучу; Маша была в разлетевшейся душегрее, платок её сбился, волосы торчали во все стороны. Она вертелась под ногами отца и братьев, собирая со снега даже разорванные листы.

– Петька, освобождай амбары!

Петьке было уже шестнадцать, считай, совсем мужик: он мог в одиночку взгромоздить на загривок двухпудовый мешок с хлебом или овсом.

Сам Леонтий вытащил из-под гульбища лестницу, приставил к крыше дома и полез наверх с вилами и топором в руках. Скоро кровля мастерской прогорит и провалится; сруб мастерской превратится в пылающую трубу, которая начнёт стрелять вверх горящими досками и головнями; огненный мусор посыплется на соседние крыши, растопит снег и подожжёт тесины. Коровник, сеновал, баня, амбары, службы – бог с ними, пусть занимаются огнём, но домину надо сберечь: без жилого дома Ремезовы – не род, а нищеброды. Леонтий готовился вилами сбрасывать со скатов упавшие угли. Это было самое опасное дело: сверзишься – сломишь шею.

Неподалёку наконец-то забил колокол – Федюнька поднял церковного сторожа. Колокол грозно и требовательно загудел над снеговыми шапками домов, созывая тоболяков на подмогу Ремезовым. Старый сторож Егорыч метался на колокольне Троицкой церкви, раскачивая верёвкой грузный колокольный язык; заиндевелая медная броня колокола взрывалась тяжким звоном и окутывалась дрожащей дымкой стрясённой ледяной пыли.