— Мы в одном шаге от начала войны с Китаем. В военное время преступления, в которых вы сейчас обвиняетесь, караются смертью.

— Сэр, я ни на кого не нападал. Вы уже подготовили официальный отказ?

— Ах да, забыл, для вас это не внове.

— Черт возьми, сэр, я уже столько раз проходил через все это, что запомнил все формальности наизусть. Я бы уже был адмиралом, если бы меня не держали в старшинах.

— Энглер, есть кое-что похуже, чем оставаться вечно в старшинах. — Стэдмен протянул два листка бумаги. — Подписав официальный отказ давать показания, вы предоставляете командиру корабля решать, как быть в отношении предъявленных вам обвинений. Вы по-прежнему готовы поставить свою подпись?

— Я ничего не боюсь.

— Подписывайте.

Стэдмен протянул ему ручку.

Расписавшись внизу обоих листков, Энглер оттолкнул их прочь.

— Все знают, что я тут ни при чем.

— Не все. — Но почти все. Стэдмен открыл папку. — Я снял показания у членов экипажа. У тех, кто знал, где вы находитесь, или думал, что знает. — Перебрав листы, он посмотрел на радиста. — Я еще понимаю, откуда ваше местонахождение известно соседу по столу. Я даже могу предположить, что вас случайно видели те, кто работал в машинном отделении. Но у меня есть показания рулевых, торпедистов и даже специалистов вспомогательного машинного отделения в кормовом отсеке. Кажется, вся команда знает, где вы находитесь. Как вы это объясните?

— Ну, это то же самое, что и с боцманом, но только в обратную сторону. Брауну ведь известно, кто где? Ну, а тут, наоборот, всем известно, где я. Эй, послушайте, сэр, а я, пожалуй, передумаю насчет кофе. В конце концов, не за каждым ухаживает старший помощник командира.

— Налейте себе сами.

Несмотря на внешнее спокойствие, в глазах Энглера сверкнула злоба.

— Ладно, не очень-то и хотелось.

— Давайте начнем с того момента, когда лейтенант Бледсоу досрочно освободил вас от несения дежурства.

— Я вышел из радиорубки и спустился вниз в...

— Как? Каким трапом вы воспользовались?

Энглер задумался, взвешивая свой ответ.