— Капитан третьего ранга Игорь Грачев.

— Командир, им сейчас занимается американский врач, — ответил Гаспарян.

Марков прошелся до самого конца мысленного списка, не назвав только фамилию Федоренко.

— Старший лейтенант Александр Финогенов.

Казалось, Гаспаряну стало физически плохо. Он рухнул, словно сраженный ударом кувалды. Народу было слишком много, и два моряка подхватили старшего помощника, не дав ему упасть. В глазах Грачева навернулись слезы.

— Я же говорил ему... я же говорил, пять минут... Только пять! Но он...

— Погиб на боевом посту, — крикнул кто-то.

Марков перешел к мичманам, старшинам и матросам. На каждую фамилию, которую он выкрикивал, следовал ответ «Здесь!», пока наконец он не дошел до:

— Старшина второй статьи Павел Осипов!

После небольшой паузы кто-то сказал:

— Погиб на боевом посту, товарищ командир.

Где-то на пути от своих сверкающих кастрюль и ножей, словно позаимствованных из экспозиции музея, к антисептически стерильной американской столовой кок Павел покинул этот мир.

Закончив читать, назвав все фамилии и получив ответ, Марков сказал:

— Предлагаю почтить память «Байкала» и тех, кто служил на нем, согласно морской традиции. — Он огляделся вокруг, словно ища что-то. — У кого припрятана бутылка?

Кто-то достал фляжку, прихваченную с погибающего корабля, и протянул ее Маркову. Моряки стали передавать друг другу керамические кружки. Водку накапали во все сто пять кружек, едва прикрыв донья. Скорее, не выпивка, а только запах. Впрочем, сейчас было не до гулянок.

Марков поднял кружку.

— За тех, кто остался на дне, — сказал он. — За наш корабль и за весь мир. Надеюсь, мы до конца выполнили свой долг и перед тем, и перед другим.

У него заблестели глаза, он пошатнулся, словно по набитой людьми столовой пронесся резкий порыв ветра. Марков поднес кружку к губам и почувствовал острый запах чистого спирта.

Он опрокинул кружку в рот, и, может быть, одна капля добралась до его губ, где она смешалась со слезами.