«Что-то неладно, они что-то задумывают! — мелькнуло в голове шпионки. — И что это значит, что комиссаров нет в передней, так что эти женщины могут выдумывать здесь без всякого надзора свои плутни?»

— Вы читали? — спросила она, внимательно осматривая каждую вещь, стоявшую на столе около дам. — Да, вы читали: я слышала шелест бумаги, а между тем не вижу ни одной книги.

— Вы ошиблись, — возразила принцесса, в то время как Мария-Антуанетта не поднимала взора от работы. — Мы не читали, а шили. Но если бы мы даже и читали, то разве это преступление? Разве издали новый закон, запрещающий чтение?

— Нет, — ответила Тизон, — но я удивляюсь, что после того, как слышишь шелест бумаги, не находишь ни одного клочка. Ну, все равно! Вы имеете право читать, и делу конец! — И она ушла, еще раз пытливо оглядев все углы, как ищейка. — Надо поглядеть, кто у нас сегодня дежурный, — пробормотала она, выходя через боковую дверь в коридор, — я не удивлюсь, если это окажутся Тулан и Лепитр… ну, да, конечно, так и есть! — прибавила она, заглядывая в переднюю через наружную дверь, — Тулан и Лепитр! Посмотрим, что скажет на это старуха Симон!

Она быстро проскользнула вниз по лестнице и через никогда не закрывавшуюся дверь вошла в квартиру привратника.

Мадам Симон, одна из самых ярых вязальщиц, только что вернулась с площади, и, сидя на плетеном стуле, усердно считала заметки на длинном бумажном чулке, который держала в руках.

— Ну, гражданка, сколько сегодня голов? — спросила Тизон.

Симон медленно покачала своей тяжелой головой, украшенной белым чепцом, и с мрачным неудовольствием ответила:

— Почти и считать не стоит! Машина плохо работает, а судьи становятся беспечны. Сегодня было только пять тележек, а в каждой всего по семи человек.

— Как? — вскрикнула Тизон. — Значит, всего-навсего тридцать пять голов?

— Да, только тридцать пять, — повторила Симон. — Я сейчас пересчитывала по своему чулку. И ради такой безделицы мы просидели шесть часов на сырости и на холоде?! Говорю вам, машина работает чересчур медленно. Судьям больше не доставляет радости произносить смертные приговоры, они становятся небрежны!

— Надо их подогреть, — со злобной улыбкой сказала Тизон, — ваш муж должен бы поговорить об этом со своим другом Маратом и сказать этому гражданину, что его лучшие приятельницы-вязальщицы, и больше всего гражданка Симон, недовольны и что если так будет продолжаться, то женщины придут в ярость и потащат на гильотину всех мужчин. Поверь, гражданка, что это немножко встряхнет их, потому что вязальщиц они… уважают, а если они побаиваются черта, то еще больше боятся его бабушки, а мы, вязальщицы да торговки, конечно, можем считать черта внуком.