— Она еще хороша, — мрачно сказала она, — и умеет заговаривать зубы; ей удастся тронуть сердца судей, потому что они — мужчины.
— Но справедливость — женщина, — с жаром воскликнул Симон.
Его жена стояла на своем; тогда сапожник предложил ей побиться об заклад на бутылку водки.
На другое утро Симон со своим маленьким пленником отправился на верхушку башни, откуда было видно, что делается на улицах.
Его жена, со своим ужасным чулком, ушла уже с утра.
— Сегодня надо идти пораньше, а то ничего не увидишь, — сказала она, — а я буду очень огорчена, если не увижу, как отрубят голову этой вдове Капет, и не буду иметь возможность сделать заметку на своем чулке.
— Ты забываешь, что мы побились об заклад, — сказал Симон с ужасной улыбкой, — если ты сделаешь свою заметку, значит, ты проиграла.
— Я согласна проигрывать все пари, которые буду держать в своей жизни, чтобы только сделать эту пометку на моем вязанье, — злобно ответила его жена. — Иди на башню с этим мальчишкой и жди меня там. Как только я свяжу свою отметку, я прибегу к тебе и покажу тебе ее.
— Какое безобразие, что я не могу пойти с тобой! — вздохнул Симон. — Лучше бы я не брался за воспитание этого маленького Капета!.. Какое противное дело! Из-за него я не могу ни на минуту уйти из Тампля.
— Республика оказала тебе большую честь, — торжественно проговорила его жена, — она знает, что ты из этого ничтожного отпрыска тиранов сделаешь честного сына республики, полезного гражданина.
— Да, тебе хорошо говорить! — проворчал Симон. — Ведь ты ничего не делаешь, а только имеешь удовольствие мучить сына наших тиранов.
— Это месть; я только мщу за те мучения, которые испытывала от этих тиранов моя родня.
— Да, — продолжал Симон, — тебе почет, а на меня взвалена вся черная работа; ведь вовсе не легко сделать из этого изнеженного плаксы порядочного, пригодного гражданина, да еще приходится из-за этого сидеть как в плену.
— Послушай, — сказала его жена, положив свою жесткую, загорелую руку на его плечо, — если австриячка будет наказана сегодня за свои злодеяния и палач покажет ее голову отмщенному народу, то я не буду больше стоять у гильотины и делать на чулке свои отметки. Я буду оставаться здесь с тобой; мы будем вместе воспитывать маленького Капета.
— Вот это мне нравится, это хорошо сказано! — воскликнул довольный сапожник. — Вдвоем не будет так скучно сидеть здесь. Иди в последний раз вязать свой чулок у гильотины; я знаю, что тебе придется покупать водку! Мы с мальчишкой пойдем на башню и будем ждать твоего возвращения.
Он позвал маленького Людовика, сидевшего в своей темной каморке и со страхом ожидавшего появления своего «мастера».