— Ничаво! Ничаво! Чистая вода меня держит, вода со мхом и подавно. Ничаво!

Вылез–таки! Сел на бугорок, заросший пушицей, смачно сморкнулся, зажав одну ноздрю, захохотал:

— Робяты! Я водяного в морду лягнул, он и был таков, пошел восвояси, к носу лягуху прикладывать…

Никишка не вытерпел, закричал:

— Прикуси язык, Фомка. Тебе–то ничего: ты в нечисть не веришь, она над тобой и не властна, а нам каково?! Раззадоришь его, всех перетопит в болоте.

Фома, сморкнувшись из другой ноздри, ответил с ухмылкой:

— Будя скулеть, Никишка, аль забыл, как мы с тобой железными скрепами небо латали, когда оно в грозу лопнуло?

— Не было такого, не было!

— Ну вот! Может, и водяного не было? — Фомка с явным озорством наклонился над окном во мху и давай честить водяного да так, что бывалые воины, сами умевшие садануть крепкое словцо, удивились, а Фома, расправясь с водяным, лег на брюхо и пополз дальше, огибая озеро.

Солнце уже успело подняться к полудню, когда вернулся Фома, мокрый до нитки, через прореху рубахи видна глубокая царапина, ободрался во мху о корягу, но был доволен.

— Нашел я обход! Мох плотный, даже кони пройдут, но доспех все же сымайте да на волокуши кладите, а то, кто его знает… — подмигнул Никишке, — вдруг водяной пошалит.

Со смехом да с прибаутками перевел Фома сотню через болото, а когда под босыми ногами захрустел горячий песок и чешуйчатые, как из бронзы отлитые, стволы сосен могучим станом встали перед людьми, Фома вернулся взглянуть на зеленый ковер зыбунов, потянул носом сладковатый запах мха.

— Хорошо!

Но сверху уже покрикивал Семен:

— Вооружайся, ребята, да побыстрей, побыстрей! И так сколько времени потеряли. Может, обогнал нас посол. Узнать бы, да кого спросишь: в лесу ни одной живой души нет.

Оказалось иначе. На полуживую душу набрел Семен. Уже проглядывала между стволами голубоватая полоса Волги, когда Семен услышал в стороне от тропы не то плач, не то стон. Свернув и проехав несколько сажен, Семен окаменел. Прикрученный веревками к стволу сосны, стоял по колено в муравейнике человек. Рот у него забит кляпом. Человек бился головой о ствол, корчился, обессилев, повисал на веревках и снова бился в корчах. Живого места на нем не было. Сплошной бурой шевелящейся массой облепили его рыжие муравьи.

Семен схватился за меч, несколькими ударами рассек путы, подхватил бессильно повалившееся тело. На зов первыми прибежали Карп Олексин и Фома.

— В Волгу его! Смыть нечисть! — коротко приказал Семен. Горло сдавило. Преодолевая тошноту и внезапно навалившуюся слабость, Мелик ухватился за сучок, зажмурился, замотал головой. Едва открыв глаза, увидел у себя на руке муравья. С омерзением сбил его щелчком на землю. Пошел к воде.