— Но, вероятно, вы больше знаете об участи этого парохода, чем я! — отвечал Вест. — Не лучше ли нам с вами поменяться ролями и начать мне интервьюировать вас? Вам, вероятно, известно, кто потопил нас и много ли пассажиров спаслось. Все это еще и сейчас мне неизвестно!

— Ваш пароход был потоплен наскочившим на него в тумане угольным транспортом; его шлюпки спасли девяносто два пассажира да шестьдесят женщин спаслись на пароходной шлюпке. К рассвету все были приняты на транспорт, который сам не знал, в состоянии ли он будет держаться на воде, так как при столкновении тоже пострадал. В общей сложности было спасено до двухсот человек из семисот пассажиров парохода. Из двадцати девиц из нью-йоркского казино спаслась только одна. А также пожилая родственница мисс Голдинг, оказавшаяся в одной из шлюпок.

— А сам мистер Голдинг-старший, который, судя по газетам, находился в то время в Лондоне, находится и теперь еще там?

— Не могу вам сказать. Говорили, что он до того был сражен горем, что в течение нескольких недель не выходил из своего отеля!

— Не известно ли вам, остался ли жив викарий церкви на Соквилльской улице?

— О, да! В его церковь теперь пробраться нельзя, целые толпы народа ломятся в нее!

— Вот что значит реклама, трижды благословенная реклама! Ну а капитан Росс, тоже, наверное, погиб?

— Да, он погиб вместе со своим судном!

— Это все та же вечная история незаметных героев, о которых никто не говорит и которых никто не превозносит. Кстати, известно вам, что мисс Голдинг и я обязаны своим спасением Мартинике? Ведь мы вместе с венесуэльским крейсером «Кюрасо», преследовавшим нас, врезались в облака пепла, извергаемого вулканом. Люди валились, как мухи. Всего за час умерло десять человек, в том числе и один из самых редких и благороднейших людей, мистер Фентон, старший офицер парохода. Я находился в будке рулевого и был защищен от палящих газов, которыми был насыщен воздух. Этому обстоятельству я и обязан жизнью. Когда я пришел в себя спустя несколько часов, то увидел себя на американском военном судне. Да, грандиозная и поразительная была картина, когда наш пароход несся на всех парах без рулевого и капитана, без механиков и кочегаров, несся, пока не угасли его огни и не опустели котлы, пока не осталось на нем ни одного человека, который был бы в состоянии шевельнуть рукой или ногой. Это был своего рода новый «Летучий голландец», на котором грудами лежали безжизненные тела и которых машина сама несла вперед, туда, где их ждало спасение, на которое уже никто из них не надеялся.