Настроение солдат давало веский повод для беспокойства. Погрузка на корабль была своего рода смотром, за ней внимательно наблюдали английские командиры. Сипаям надо было кровь из носу выставить себя молодцами, но в их нынешнем состоянии это казалось маловероятным.

Однако на другой день вторая рота дала Кесри повод преисполниться гордостью, ибо выглядела безупречно. Под барабанный бой и пение флейт, высвистывавших мелодию “Войско”, колонной по двое солдаты вышли из западных ворот форта. На берегу они перестроились в шеренгу и, слаженно взяв ружья на караул, выслушали “Военный устав”, зачитанный майором Болтоном. Затем повзводно сели в шлюпки, которые доставили их на борт “Лани”. Покончив с перевозкой живой силы, шлюпки загрузились артиллерийскими орудиями, приданными роте.

На корабле сипаев встретила обозная команда, прибывшая раньше. Она уже кое-как подготовила трюмы, но, вопреки всем ее стараниям, сумятицы избежать не удалось. Многие солдаты впервые ступили на борт океанского судна и были вконец обескуражены, очутившись под палубой. Страсти накалились, и, как всегда, досталось обозникам, отведавшим изрядно затрещин и пинков.

Кесри наблюдал за бедламом недолго и навел порядок, рявкнув так, что дрогнули переборки:

– Кхабардар! Смирно!

Затем он прочел короткую лекцию, от которой у солдат, застывших возле гамаков, перехватило дыхание. Кесри перечислил поджидавшие их напасти: морская болезнь, течи, безумство предметов, летающих во время шторма, и прочее. Но это все пустяки, сказал он, а вот главная беда – ласкары. Свет не видывал таких негодяев: все до единого воры, пьяницы, блудодеи и забияки, у которых бошки тверже пушечного ядра. Заклятые враги сипаев, ласкары всех обворуют за милую душу, а потому следует держать ухо востро, особенно когда они, точно обезьяны, шныряют по мачтам.

Присмиревшие солдаты начали обустраиваться, и Кесри не хватило духу оставить их в трюме, когда настало время кораблю поднять якорь. Он позволил сипаям выйти наверх, чтобы бросить прощальный взгляд на город.

Возглавив их череду, Кесри вышел на палубу как раз в тот момент, когда “Лань” пришла в движение и в форте Уильямс тотчас салютовала сигнальная пушка.

Захарий тоже стоял на палубе, откликавшейся дрожью на салютные выстрелы. Он вспомнил, как некогда покидал Калькутту на “Ибисе”, взявшем на борт кули и надсмотрщиков. Не верилось, что с того дня минуло всего двадцать месяцев, ибо разница в расставании с городом тогда и сейчас была ничуть не меньше той пропасти, что разделяла его прежнего и его нынешнего.