Собирались обычно в небольшой гостиной с камином, на втором этаже, рядом с библиотекой в старом клубе писателей. Там я услышал только что написанный и еще нигде не опубликованный Паустовским рассказ «Дождливый рассвет».

Чуть глуховатым голосом он прочел первую фразу: «В На́волоки пароход пришел ночью», — и, казалось бы, ничего такого особенного не было в этой фразе, но уже не представлялось возможным — расстаться с майором Кузьминым, на долю которого выпало странное поручение: доставить письмо жене товарища по госпитальной палате, и не хотелось покидать уютный домик в маленьком приречном городе…

В хорошо натопленной гостиной мне стало зябко и неуютно, когда Кузьмин и Ольга Андреевна уже под утро шли через городской сад, и ветер прошел по саду, будто над ним пролился и тотчас стих крупный и сильный ливень; и как они по трухлявой лестнице, где между ступеньками росла трава, спускались к пыхтящему пароходу.

«Кузьмин прошел на корму, посмотрел на обрыв, на лестницу — Ольга Андреевна была еще там. Чуть светало, и ее трудно было разглядеть. Кузьмин поднял руку, но Ольга Андреевна не ответила. Пароход уходил все дальше, гнал на песчаные берега длинные волны, качал бакены, и прибрежные кусты лозняка отвечали торопливым шумом на удары пароходных колес».

«Кузьмин прошел на корму, посмотрел на обрыв, на лестницу — Ольга Андреевна была еще там. Чуть светало, и ее трудно было разглядеть. Кузьмин поднял руку, но Ольга Андреевна не ответила.

Пароход уходил все дальше, гнал на песчаные берега длинные волны, качал бакены, и прибрежные кусты лозняка отвечали торопливым шумом на удары пароходных колес».

В секцию короткого рассказа ходили писатели разных вкусов, масштабов, дарований. Часто сталкивались непримиримые точки зрения, вспыхивали споры, в которых истина сгорала дотла и каждый оставался при своем непоколебленном мнении. Но в тот вечер, говоря о «Дождливом рассвете», даже самые нетерпимые проявляли удивительное единодушие и, как мне тогда казалось, радовались, что хоть раз можно не спорить, а соглашаться. А когда кто-то, не к месту проявляя эрудицию, попробовал определить рассказ, как «новеллу настроения», на него дружно зашикали: никому не хотелось портить впечатление.

Было ясно одно: человек, написавший такой рассказ, имеет все права говорить молодым, и не только молодым, что в каждую новую вещь писатель должен вкладывать себя без остатка — так, словно он никогда больше и ничего не напишет.

Сам он читал здесь редко. На моей памяти — только «Дождливый рассвет». А участвуя в обсуждениях, являл собой пример доброжелательного, но и бескомпромиссного отношения к работе товарищей. Он и в этом оставался самим собой, каким мы успели его узнать на институтских семинарах.