«Пастернак находит источник идей и христианства Живаго в Александре Блоке. В поэме Блока «Двенадцать» Христос шагает впереди вооруженных солдат, бродяг, проституток, ведя их в кровавом зареве Октября к великому будущему. В этом смелом символе есть своего рода художественная и даже историческая подлинность. В нем слиты раннее христианство и стихийное революционное вдохновение мужицкой России, которая жгла дворянские усадьбы, распевая псалмы. Христос, который благословил ту Россию, был также Христом раннего христианства, надеждой рабов и всех угнетенных, Сыном человеческим евангелиста Матфея, который скорее даст верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу в Царствие небесное. Христос Пастернака поворачивается спиной к буйной толпе, которую он вел в Октябре, и расстается с нею. Этот Христос становится дореволюционным самодостаточным русским интеллигентом, «утонченным», бесполезным и полным обиды и негодования на мерзость пролетарской революции».
И далее заключает И. Дойчер: «Из этого огромного среза той эпохи нельзя даже догадаться, кем были люди, совершившие революцию, кем были те, кто воевал друг с другом на гражданской войне и почему они победили или потерпели поражение. Грандиозная эпохальная буря предстает пустотой как в художественном, так и политическом отношениях»[378].
«Из этого огромного среза той эпохи нельзя даже догадаться, кем были люди, совершившие революцию, кем были те, кто воевал друг с другом на гражданской войне и почему они победили или потерпели поражение. Грандиозная эпохальная буря предстает пустотой как в художественном, так и политическом отношениях»
Пастернак и Нобелевская премия
Пастернак и Нобелевская премия
Следует отметить, что Б. Пастернак еще за 11 лет (в 1946 г.) до миланской публикации романа «Доктор Живаго» рассматривался литературными кругами Запада как один из потенциальных претендентов на Нобелевскую премию[379].
Согласно официальной формулировке Шведской Академии, Нобелевская премия Пастернаку была присуждена «за значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа». Кстати, сам Пастернак возражал против толкования его преимущественно как поэта. Вот что он писал одной их своих корреспонденток: «Стихи значат гораздо меньше для меня, чем Вы, по-видимому, думаете… Они должны уравновешиваться и идти рядом с большой прозой…»[380]
«Стихи значат гораздо меньше для меня, чем Вы, по-видимому, думаете… Они должны уравновешиваться и идти рядом с большой прозой…»