В связи с этим я заметил, что народы Кавказа имеют в отношении душ умерших те же самые смутные представления, какие были у древних. Для этих душ они совершают жертвоприношения. По большей части кровная месть ставится на первое место среди всех их основных добродетелей, и невозможно отрицать, что месть за другого – это чувство, прямо противоположное эгоизму.

Завтра я совершу экскурсию в Кабарду, точнее, посещу Шабас-Герая из знаменитого рода Куденат, князья из которого не могут быть лишены их звания. Поскольку три фамилии, объединившись, могут лишить князя его достоинства, он не может найти убежище у какого-нибудь другого князя, он должен искать приюта только у фамилии Куденат или Анзорле. Там он находится в безопасности, пока его дело улаживается. Таковы законы в Кабарде.

8 декабря. Я выехал из Екатеринограда около 11 часов утра и прибыл в Прохладный, где меня встретил блестящий эскорт уральских казаков вместе с Исмаилом, сыном… который вышел мне навстречу. Мы переправились через Малку и вступили в степь, которая показалась нам бескрайней, поскольку горы были закрыты тучами облаков. Вскоре мы вошли в одну из черкесских деревень, которые не похожи ни на чеченские, ни на кумыкские деревни.

Жилища черкесов не являются, собственно говоря, домами; это, скорее, большие корзины из аккуратно переплетенных прутьев, обмазанные глиной и покрытые крышей из камыша. Общий их вид приятен; они стоят в ряд, окруженные оградами, и содержатся в чистоте; отдельные помещения отведены для гостеприимства, то есть для помещения в них странников. Такая деревня остается на одном месте не более 45 лет. Когда князья ссорятся со своими соседями или устанавливают новые связи, тогда они селятся на новом месте, поскольку земля принадлежит всему народу вообще.

Мы прошли через всю деревню и пришли к хозяину, который встретил меня у дверей дома; это был белобородый старец весьма живописного почтенного облика, какой только можно себе представить. Его одеяние было величественным. Большая и богато украшенная кривая турецкая сабля висела на его поясе, абсолютно так же, как в старинных костюмах наших королей в трагедиях; наконец, в правой руке он держал настоящий скипетр, что доставило мне крайнее удовольствие, ибо я надеялся быть и действительно находился у потомка и преемника античных скептухов, или скиптроносцев, которые правили дунайскими и кавказскими сарматами, как это мы видим у Страбона и Тацита. Старый Шабас ввел нас в свой маленький дом, увешанный внутри циновками и весьма чистый. Он рассказал мне о профессорах Ловитце и Гюльденштедте и многих других путешественниках, которых он сопровождал в их путешествиях, и указал на статую, покрытую надписью, на речке Етока. Все, что он говорил, весьма возбуждало мое любопытство, и, когда я вернусь в Георгиевск, я не забуду цели моего первого путешествия. Я не хотел утруждать легкие доброго старца и просил разрешения увидеть княгиню (так называют его жену). Мы вошли в ее домик и нашли ее в кругу гостей. Рядом с ней была некая личность в красном тюрбане, которая, по-моему, должна была быть муллой, и несколько девушек весьма юного возраста. Самой княгине могло быть около 60 лет, но ее талия была замечательной тонкости, что выделяло ее среди других, хотя у черкешенок это всеобщее явление, из которого почти нет исключений. Мой визит был непродолжительным; выходя я заметил мельком в соседнем домике несколько весьма прекрасных и изящных юных созданий. Мне сказали, что одна из них – жена Исмаила.