— Ушел. Немного подзаработал, чего ж еще? Я тоже не был дома почти два года. Болтаюсь черт знает где… Жена уж верно про меня забыла… Тебе в ночлежку не надо заходить?

— За койку я заплатил вперед, вещи с собой в этом узелке.

— Надо тебе завести сундучок. Что ты, как баба, с узелком таскаешься?

— Да вот, не завел себе сундучка…

— Ну ничего. В Бергене я тебе дам хороший сундучок. У меня дома есть. Идем на шхуну!

— Идем!

Пока они шли, Янсен продолжал разговор по-английски.

— А тот, Кэв, что ли? Ну, Майкл… Он — англичанин? Ты ведь с ним дружил. Он остался на клипере?

— Он собирается плыть в Австралию с капитаном Кингом, — ответил Егор. — Хороший мужик. Жаль было с ним расставаться. Добрый…

— Только страховидный… Нос у него этакой блямбой!

— Нос — это не важно. Человек хороший.

— Пойдем поживей. Вон, видишь, у стенки стоит наша «Тира»?

— А что значит — «Тира»?

— Судовладелец назвал шхуну именем своей дочери.

— А-а…

Шхуна «Тира» была невелика, оснастку имела гафельную[111]. Ее округлые деревянные бока были хорошо просмолены, на палубе со скучающим видом расхаживал вахтенный. Егор и Янсен спустились в каюту капитана.

Там у столика сидел широкоплечий светловолосый мужчина в толстом шерстяном свитере. Он курил трубку с длинным прямым чубуком.

— Я вернулся, господин Роллон, — сказал Янсен.

Господин Роллон вынул трубку изо рта, выпустил струйку дыма и только тогда ответил:

— Вижу.