— Глупо, что ее здесь оставили, — заметила Мередит. — Если эти места так уж магнитом притягивают сторонников теории заговора и охотников за сокровищами, неужели власти не беспокоятся, что кто-нибудь ее утащит?

Она внимательно вглядывалась в сострадательные глаза и сомкнутые в молчании губы статуи, стоящей на пьедестале. Всматриваясь в каменные черты, она увидела сперва едва заметные, потом проступившие глубже и отчетливее царапины на нежном лике. Рубцы и складки, словно кто-то процарапал камень резцом.

«Что за черт?»

Не доверяя собственным глазам, она шагнула вперед, протянула руку и коснулась камня.

— Мередит? — окликнул Хол.

Поверхность была гладкой. Она поспешно отдернула пальцы, словно обожглась. Ничего. Она перевернула ладонь вверх, словно ожидая увидеть на ней какие-то отметины.

— Что-то не так? — спросил он.

«Ничего, если не считать, что мне начинает мерещиться всякое…»

— Все хорошо, — твердо сказала она. — Солнце здесь очень яркое.

Хол, казалось, забеспокоился, что, как заметила Мередит, было ей отчасти приятно.

— А вообще-то что сталось с пергаментом после того, как Соньер его нашел? — спросила она.

— Считается, что он отвез его в Париж на экспертизу.

Она нахмурилась.

— Бессмыслица какая-то. Почему в Париж? Логичнее для католического священника было бы отправиться прямо в Ватикан.

Он рассмеялся:

— Заметно, что ты не читаешь романов.

— Хотя, если на минуту принять роль адвоката дьявола, — продолжала она, рассуждая вслух, — можно привести довод, что он не доверял церкви, боясь, что она уничтожит документ.

Хол кивнул.

— Это наиболее популярная теория. Папа сказал как-то, что если приходской священник в захолустном углу Франции действительно наткнулся на какую-то поразительную тайну — такую как свидетельство о браке, доказывающее происхождение некого рода от первого века нашей эры, — для церкви было бы проще избавиться от него, чем откупаться, тратя деньги и усилия.

— Точно замечено.