— Ты его не видела! — яростно выкрикнула Леони. — Он тогда себя потерял!

«И меня…»

— Твоя привязанность к брату делает тебе честь, Леони, — сказала Изольда, — но, может быть, уже пора перестать так сильно за него тревожиться. Как бы там ни было, сейчас он, как видно, в хорошем расположении духа. Разве не так?

Леони кивнула.

— Так что, пока вы здесь, ты могла бы подумать и о себе. Анатоль в надежных руках.

Леони вспомнила их отчаянное бегство из Парижа, свое обещание помогать ему, ощущение опасности, которое пришло и ушло, шрам у него над бровью, как напоминание об угрозе, и вдруг почувствовала, что с плеч у нее свалилась тяжесть.

— Он в надежных руках, — твердо повторила Изольда, — так же, как и ты.

Они уже вышли на дальний берег озера. Здесь было зелено и тихо, дом был на виду, и все же место казалось уединенным. Тишина, только веточки хрустят под ногами, да иногда в траве прошуршит кролик. Высоко над деревьями каркнула издалека ворона.

Изольда подвела Леони к полукруглой каменной скамье, поставленной на невысоком пригорке. Края скамьи сгладило время. Изольда села сама и похлопала по камню, приглашая Леони устроиться рядом с ней.

— В первые дни после смерти супруга, — сказала она, — я часто сюда приходила. Мне кажется, это очень спокойное место.

Изольда вытащила заколку, удерживавшую на голове ее широкополую шляпу, и положила ее рядом с собой. Леони сделала то же самое, сняла и перчатки. Она разглядывала свою тетушку. Золотые волосы ярко сияли, сидела она, как всегда, идеально прямо, тихо сложив руки на коленях, и только носки ее башмачков выглядывали из-под голубого подола юбки.

— Тебе не было… одиноко? Здесь одной? — спросила Леони.

Изольда кивнула.

— Мы были женаты всего несколько лет. Жюль был человеком устоявшихся привычек, и мы… мы не так уж много времени проводили здесь. Во всяком случае, я.

— Но вы были здесь счастливы?

— Я почти привыкла, — тихо ответила она.

Все любопытство, которое вызывала у Леони ее тетушка, забытое было за мыслями о подготовке к приему гостей, разом вспыхнуло с новой силой. Тысячи вопросов просились ей на язык. И не последний из них: зачем, если Изольда не чувствовала себя счастливой в Домейн-де-ла-Кад, она оставалась здесь до сих пор.

— Ты так сильно тоскуешь по дяде Жюлю? — спросила она.

Над ними шевельнулись под ветром листья: зашептались, забормотали, подслушивая. Изольда вздохнула:

— Он был заботлив, — сказала она. — Добрый и великодушный супруг.