Джулиан вдруг залпом допил вино, поставил бокал на стол, отодвинул кресло и встал.
— Оставлю вас вдвоем, — сказал он, улыбаясь так, будто провел приятнейшие полчаса в милом обществе. — Мисс Мартин, надеюсь, вам у нас нравится. — Он положил руку на плечо Холу, и Мередит заметила, какое усилие тот сделал над собой, чтобы не отстраниться. — Не заглянешь ли ко мне в кабинет, когда распрощаешься с мисс Мартин? Я хотел обсудить с тобой пару вопросов.
— Сегодня?
Джулиан выдержал взгляд племянника.
— Сегодня.
Хол, помедлив, резко кивнул.
Они молча дождались, пока Джулиан вышел.
— Не понимаю, как ты можешь… — начала Мередит и осеклась.
Правило номер один: никогда не критикуй чужих родственников.
— Как я могу его терпеть? — не сдерживаясь, ответил Хол. — Отвечаю — не могу. И как только все улажу, меня здесь не будет.
— Тебе что-нибудь удалось?
Мередит видела, как воинственный настрой покидает его, как мысли переключаются от ненависти к дяде на печаль об отце. Он встал, глубоко засунув руки в карманы, и взглянул на нее затуманенными глазами.
— Расскажу за ужином.
Глава 64
Глава 64
Джулиан вскрыл новую бутылку, щедро налил себе и тяжело опустился за письменный стол перед разложенной на нем репродукцией колоды.
Тщетные усилия.
Он много лет изучал репродукции колоды Боске, отыскивая хоть какой-то ключ или шифр. И занимался поисками оригинала колоды с тех самых пор, как приехал в долину Од и услышал разговоры о неоткрытом тайнике с сокровищами, захороненными под горами, скалами или даже в русле рек.
Став владельцем Домейн-де-ла-Кад, Джулиан, как и многие до него, скоро пришел к выводу, что легенды, окружавшие Ренн-ле-Шато — розыгрыш, дымовая завеса и что центральная фигура легенды — священник-отступник XIX века Соньер — искал не духовных, а вполне материальных сокровищ.
Потом до Джулиана стали доходить обрывки историй о колоде карт, в которой зашифровано положение не единичного захоронения, а всей сокровищницы визиготской империи. А может быть, и реликвии Храма Соломона, доставшиеся римлянам в I веке нашей эры, а потом попавшие в руки визиготов, разграбивших Рим в V веке.