В Домейн-де-ла-Кад слуги, хотя и были потрясены случившимся и своим участием в этом деле, держались твердо. Болезнь Изольды затянулась, и они признали в Леони хозяйку дома. Но Мариета с тревогой смотрела, как Леони, потерявшая от горя аппетит и покой, с каждым днем худеет и бледнеет. Ее зеленые глаза уже не блестели как прежде, но силы духа она не утратила. Она не забыла обещания, данного Анатолю: позаботиться о его жене и ребенке.
Виктор Констант был обвинен в убийстве Маргариты Верньер в Париже, в убийстве Анатоля Верньер в Ренн-ле-Бен и в покушении на убийство Изольды Верньер, в первом замужестве Ласкомб. Кроме того ему грозило наказание за нападение на проститутку в Каркассоне. Предполагалось — и было принято как доказанное без дополнительного расследования, — что доктор Габиньо, Шарль Денарно и третий участник этого прискорбного дела были убиты по приказу Константа, хотя и не его палец спустил курок.
Горожане неодобрительно встретили известие о тайном браке Анатоля и Изольды. Их скорее раздражала поспешность, с которой все было проделано, нежели то обстоятельство, что он был племянником ее покойного мужа. Но, казалось, со временем они смирятся с новшествами в Домейн-де-ла-Кад.
Поленница у стены кухни таяла на глазах. Изольда не приходила в сознание, хотя ребенок в ней рос благополучно. Днем и ночью в ее спальне на первом этаже трещали в добром огне камина поленья. Часы солнечного света были так коротки, что не успевали согреть землю до наступления новой темной ночи.
Порабощенная скорбью, Изольда словно застыла на перекрестке между двумя мирами: тем, что она на время покинула, и другим, пока неведомым. Голоса не оставляли ее, нашептывая, что, сделав еще шаг, она обретет тех, кого любила на залитых солнцем лугах. Там будет Анатоль, омытый теплым радостным светом. Бояться нечего. В минуты, представлявшиеся ей благодатью, она жаждала умереть. Быть снова с ним. Но дух ребенка, стремившегося родиться на свет, был сильнее.
В тусклый тихий день, ничем не отличавшийся от многих таких же до и после него, Изольда начала ощущать свое хрупкое тело. Сначала чувствительность вернулась к пальцам. Ощущение было столь неуловимым, что его легко было перепутать с чем-то другим. С автоматическим, а не сознательным откликом. Словно мурашки собрались в кончиках пальцев и под длинными овальными ногтями. Потом дернулась под одеялом бледная ступня. Потом закололо кожу в основании шеи.
Она шевельнула рукой, и рука ее послушалась.
Изольда услышала звук. Не вечно преследовавший ее неумолчный шепот, а обычный домашний звук: ножки кресла проскребли по полу. Впервые за месяцы этот звук не был искажен, преувеличен или подавлен временем и светом, а непосредственно проник в сознание.