Она передернула плечом. В глазах мелькнула досада, сменившаяся беспокойством.

Леони уже не могла ждать. Если она хочет услышать «Лоэнгрина» мсье Вагнера, надо собраться с духом и идти одной.

Но разве можно?

Сопровождающий не явился, зато билет, к счастью, у нее.

Только решится ли она?

Леони задумалась. О премьере говорил весь Париж. Почему она должна лишаться удовольствия от спектакля из-за Анатоля, который вечно опаздывает?

В театре торжественно сияли хрустальные канделябры. Все так светло и красиво — нельзя пропустить такое событие. Леони решилась. Она взбежала по ступеням, прошла за стеклянную дверь и влилась в толпу.

Прозвенел звонок. Всего через две минуты поднимут занавес.

Шурша юбками и шелковыми чулками, Леони проскочила просторный мраморный вестибюль, привлекая в равной мере одобрительные и восхищенные взгляды. В свои семнадцать лет Леони обещала стать настоящей красавицей — уже не ребенок, но в ней еще видна была недавняя девочка. Природа одарила ее той красотой, что в моде сейчас, — бело-розовой кожей и рыжими волосами, столь ценимым мсье Моро и его друзьями-прерафаэлитами.

Но внешность обманчива. Леони была скорее решительной, чем послушной, скорее смелой, чем скромной, — девица вполне современного склада, а не покорная барышня патриархальных времен. Недаром Анатоль смеялся, что по виду она точь-в-точь «Дева-избранница» Россети, а на самом деле — ее зеркальное отражение. Ее двойник, она — да не она. Из четырех стихий Леони достался огонь, но не вода, земля или воздух.

Сейчас ее алебастровые щеки раскраснелись. Тугие колечки медных волос выбились из прически и рассыпались по обнаженным плечам. Умопомрачительные зеленые глаза под каштановыми ресницами сверкали сердито и отважно.

Он же обещал, что не опоздает!

Сжимая в одной руке, подобно щиту, вечернюю сумочку, Леони летела по мраморному полу, не замечая укоризненных взглядов почтенных дам и вдов. Искусственный жемчуг и серебряные бусины, нашитые на ее подол, прозвенели по мраморным ступеням. Она проскочила мимо розовых колонн, под золочеными статуями и фризами к широкой главной лестнице. Корсет казался слишком тесным, дыхание прерывалось, сердце стучало, как быстрый метроном.

И все же Леони не замедлила шаг. Она уже видела впереди служителей, закрывающих двери в зал. Последним усилием она подлетела к входу.

— Вот! — сказала она, сунув контролеру билет. — Мой брат уже прошел…

Тот отодвинулся, пропуская ее.

После шумной и гулкой пещеры главного фойе в зале показалось особенно тихо. Приглушенный говор, приветствия, расспросы о здоровье и родных — все затихало среди ковров, тяжелых драпировок и рядов красных бархатных кресел.