— Поздно. Приедем во Владивосток, поговорим.
Мы начали собираться.
Нужно было купить куртки, туристские ботинки, заказать билеты.
Аркадий отнёс на почту заявление, чтобы все письма, адресованные ему, пересылали в Южнокурильск Степняку.
Минута, когда в моих руках оказался билет до Владивостока, заставила наконец поверить в реальность происходящего — мы летели.
Последний день был наполнен горячечной суетой. Комната Аркадия оказалась заваленной вещами. Мы боролись с ними. Аркадий сидел верхом на рюкзаке и пытался втиснуть в него одеяло. Бельё, посуда, книги, полотенце уже лежали там. У ног Аркадия валялись зелёные ласты и водолазная маска. Я ликовал. Я уложил вещи в два чемодана и злорадствовал.
— Несчастный, как ты потащишь их? — спрашивал меня Аркадий. Лицо его то краснело, то бледнело; одеяло то погружалось в рюкзак, то медленно, как осьминог, выползало оттуда.
— Не знаю, — равнодушно отвечал я. — Ездят же люди.
— Трубка! — вопил Аркадий. — Где моя трубка?
Он становился на четвереньки и лез под стол. Стол с жалобным скрипом поднимался, шаткие ножки его повисали в воздухе.
— Ты уже спрятал её.
Аркадий бросался вытаскивать из рюкзака вещи и на самом дне обнаруживал анодированную трубку с загубником.
— Привяжи её к чемодану. У тебя ведь будет и чемодан?
— Зачем он мне? Ну скажи — зачем, что я — артист? — Голос Аркадия переходил в стон.
И всё-таки к концу дня рядом с его рюкзаком появился новенький, блестящий чемодан. Бока чемодана были безобразно раздуты. Лак потрескался.
— Первый раз еду так, — горестно говорил Аркадий.
По трапу самолёта мы поднялись последними.
Ил-18 взвыл моторами и, подрагивая на бетонных стыках, помчался навстречу восходящему солнцу. Он нёс нас к Тихому океану.