А тем временем в Царском Селе лучшие доктора боролись за жизнь коллежского секретаря Нахрапцева. Сам император, узнав о случившемся, велел своим личным врачам оказать помощь раненому. Доктор Мандт констатировал, что нож не задел сердца, однако, по его предположению, порвал селезенку.

— Наш бедный Андрей Иванович высокого роста, — докладывал Савельев на другой день начальнику Третьего отделения в его кабинете, — а Обольянинов, видно, нанес удар в расчете на обычного человека, пониже…

— Значит, у вашего подчиненного есть шанс выкарабкаться? — осведомился Бенкендорф.

— Очень надеюсь на это, — понизив голос, признался Дмитрий Антонович. — Нахрапцев весьма толковый сотрудник, будет жалко его потерять.

— Что ж, увидим… — Этой неопределенной фразой шеф жандармов дал понять, что тема исчерпана. — Теперь к делу. В котором часу обнаружили труп певицы?

— Примерно, в восемь утра. Как объяснили слуги, в это время в комнату доктора Роше приносят кофе. Но вместо доктора в его кровати лежала Сильвана Казарини. Полностью одетая, как вернулась с бала, и мертвая.

— Обольянинова, а не Казарини, — раздраженно перебил Бенкендорф. — Давайте будем уже, наконец, всех называть своими именами!

— Извините, ваше превосходительство… Графиня Обольянинова лежала в кровати доктора Роше. Настоящего имени ее фальшивого братца мне выяснить, увы, так и не удалось. На столе нашли бутылочку с ядом неизвестного происхождения. Бокал, из которого она пила, валялся на полу, рядом с креслом. Одежда и прическа Обольяниновой в порядке, синяков на руках нет… Похоже, она приняла яд добровольно.

— Наверняка это был тот самый яд, которым хотели отравить меня, — усмехнулся шеф жандармов. — Так, по-вашему, это не было убийство?

— Нет, я готов поручиться! — покачал головой статский советник. — Тем более она оставила предсмертную записку. Довольно любопытную, к слову. Вот, извольте прочесть.

Бенкендорф пробежал письмо глазами и задумался, опустив голову. Он молча признавал, что перестарался, пытаясь сломить волю этой девицы. Сделал ошибку. Опыт научил его, что противник, загнанный в угол, цепляясь за жизнь, готов на любые уступки, лишь бы отстоять свое существование какой угодно ценой. Но певичка опрокинула этот расчет, выбив из-под него основную опору. Жизнью-то она, оказалось, и не дорожила. Но кто же мог подумать, что у такого хладнокровного, беспринципного убийцы, ревниво берегущего свою шкуру, как граф Обольянинов, такая ранимая, далекая от компромиссов дочь?

— А что же этот загадочный доктор Роше? — проронил он после долгой паузы.